Выбрать главу

– Сейчас нет необходимости в дискуссии. Я могу дать вам то, что вы ищете. Надеюсь, что после этого вы покинете Албуфейру и ее людей и не станете возвращаться.

Он медленно пересек угол комнаты. Роскошный персидский ковер поглотил звук его шагов. Сунув руку в полку, где книги стояли не очень плотно, вынул сразу между двумя ладонями штук шесть из них. В открывшемся пространстве за книгами лежал пакет в коричневой бумаге размером примерно в половину коробки для сигар. Он потянул за красную ленточку и, поднеся пакет ко мне, положил его на свой стул красного дерева.

Я не прикоснулся к пакету.

– Мне претит, – напрягся да Кунья, – вся эта манера, мне она претит. Скажите об этом мистеру Смиту. Мне она очень не нравится.

Я подумал: «Скажу ему непременно, если когда-нибудь встречусь с ним».

Пока я думал о том, кто же этот загадочный мистер Смит и каким образом он связан с этой шайкой португальских пиратов, да Кунья предложил мне кофе.

Кофе был подан тем единственным способом, которым он мог быть подан в таком доме, – серебряный кофейник в сопровождении чашек из лиможского фарфора. Рядом на тарелочке лежали мягкие марципановые пирожные с начинкой из заварного крема. Да Кунья быстро, одно за другим, положил мне три из них.

– Я считаю, что наш Алгарв – тайный сад Европы, – сменил он тему. Наливая мне кофе, снова указал пальцем на опустошаемую тарелку с пирожными. – Миндаль, инжир, лучший в Европе виноград, приличное шампанское. Прекрасные оливки, орехи, апельсины, мандарины, померанцы и омары, сепия, крабы, угри, сардины, креветки и осьминоги. Я просто не в состоянии перечислить все. Над перевернутыми карнизами домов (перевернутыми, как средство от дурного глаза, – это вывезли португальские моряки из Китая) гнезда маленького соловья, так любимого арабскими поэтами.

– Правда, – согласился я, потягивая кофе.

Я предложил ему местную дешевую сигарету «Хай лайф». Он отказался и закурил свою – овальную турецкую, которую вынул из резной коробочки слоновой кости.

– Существует одна местная история, – продолжал да Кунья, – в ней говорится, что мавританский принц женился на русской царевне. Она таяла, тоскуя о своей окутанной снегом северной родине, пока однажды февральским утром, проснувшись, не выглянула из окна и не увидела, что все вокруг покрыто цветущим миндалем. Вам понравился бы наш Алгарв в феврале.

– Мне нравится он и сейчас, в моем буржуазном понимании. – Я взял еще одно миндальное пирожное. Он кивнул.

За второй чашкой кофе он рассказал мне о празднике Святого Марка, во время которого монахи бичуют на ступенях церкви теленка, чтобы болезни и беды всего скота в течение года перешли на этого беднягу. Я пил кофе и наслаждался.

Мистер Смит, несомненно, связан каким-то образом со следовавшей за мной по А-3 машиной. Он принимает сигналы британского флота из Гибралтара, перехватывая таким образом мои сообщения. Когда я приехал сюда, его имя возникает на каждом шагу, а теперь кто-то делает мне подарок, потому что думает, что мы с ним друзья.

Я представил себе, каково бывает несчастному теленку.

Угощая меня копченой свининой под соусом из паприки, да Кунья поведал о том, как в День святого Винсента люди поднимаются на гору. Если ветер задует горящий факел, значит, можно готовиться к хорошему году. Если факел будет продолжать гореть, значит, фермерам что-то помешает.

Позднее, после полдюжины кружек холодного пива, он сообщил мне о шабаше ведьм в субботнюю ночь на День святого Иоанна, когда девушки и парни, держась за руки, прыгают через костры. Девушка сжигает цветок красного татарника и затем сажает стебель в землю. Только истинная любовь может заставить этот стебель зацвести.

– Великолепно! – вполне искренне воскликнул я.

Сеньор Мануэль Гамбета до Росарио да Кунья встал из-за стола и подошел к двери, где пошептался с кем-то, а затем коротко описал мне, как важно в полночь накануне Нового года, пока бьют барабаны и звучат трубы на каждой площади Португалии, съесть двенадцать виноградин. Только тогда вы можете быть уверены, что будете счастливы двенадцать месяцев.

Дверь открылась.

Снаружи стало совсем темно, и сеньор да Кунья зажег маленькую медную лампу с зеленым абажуром и очистил место на столе. Горничная, в форменном черном платье и белой наколке, поставила на стол поднос с нарезанным с одной стороны португальским хлебом, маслом, красным крабом, раскрытым и разделанным так, что его можно было прямо есть, и миской с протертым рыбным супом, в котором плавали розовые креветки.

– Местный коньяк достаточно хорош для такой маленькой закуски, – рекомендовал да Кунья с португальским гостеприимством. – И, может быть, капельку сладкого анисового ликера со свежей чашкой кофе.

Когда я уходил, он, прощаясь, щелкнул каблуками и заметил, что ему доставило удовольствие разговаривать с таким образованным и культурным человеком. Он хотел послать Марию, чтобы она проводила меня через сад и подержала фонарь, но я настоял на том, что возьму его сам. На полпути к железной калитке порыв ветра погасил колеблющийся огонек. Тонкий серпик выглядывал из-за облаков, и собака за домом снова начала лаять. За цветами гортензии и высокой стеной, серо-голубой в свете луны, раздался звук двухтактного двигателя мотоцикла.

Я вошел в тень от стены и оглянулся на дом. Свет горел только в окне кабинета. Я перескочил через низкую стену и, опустившись на мягкую землю, тряхнул головой, стараясь рассеять эффект от алкоголя. Под мышкой я ощутил прикосновение моего пистолета. Вокруг не было никого. Я осторожно прошел по мягкой земле, радуясь мысли, что на следующее утро будут обнаружены мои следы. За калиткой, где еще виднелись свежие полосы от колес мотоцикла, я обнаружил ров длиной почти в семь футов. Я заглянул в него. Глубиной он оказался в три фута. Пройдя еще несколько футов, я наконец догадался, что это хорошо подготовленная могила.

В головах ее стояла простая деревянная дощечка с надписью: «Здесь покоится тело неизвестного унтер-офицера германского флота. Оно было прибито к берегу второго мая 1945 года. Мир праху его».

Я вернулся назад, туда, где высоко на обочине стоял мой автомобиль, нащупал ключ в кармане, полном миндаля и грецких орехов, и сел за руль. Машина спокойно двинулась в путь. Как звучала эта народная пословица, которую привел да Кунья: «Италия, это место, где нужно родиться, во Франции надо жить, а здесь – умереть».

Вернувшись домой, я выпил четыре маленькие чашечки кофе прежде, чем немного протрезвел, и прежде, чем кто-нибудь набрался смелости спросить меня, что же полезного я узнал.

– Мне еще не все ясно... – беззаботно ответил я. И даже не мог сказать им, что забыл принести это с собой. – Завтра, – сказал я Джо Макинтошу, – ты и я возвращаемся в Лондон.

Когда я лег спать, перед моими глазами живо стояла большая могила, но еще ярче виделись вырезанные на доске стамеской слова.

Глава 18Печальная песня

Я отправился к да Кунье на следующий день рано утром. Его горничная открыла дверь.

– Доброе утро, – улыбнулась она и подала мне визитную карточку да Куньи с выгравированными буквами. На обороте ее было написано мелким почерком:

"Ваш маленький сверток в полной сохранности. Пожалуйста, окажите мне честь и посетите меня в десять часов вечера, чтобы забрать его. Искренне Ваш Мануэль Гамбета до Росарио да Кунья".

Она протянула руку, чтобы я вернул карточку. Я отдал ее, поблагодарил и направился к машине.

В то утро погружения пришлось отменить. Промозглый ветер ломал гребни волн, и тучи белых брызг обрушивались на большие прибрежные скалы. Мы сидели ничего не делая, пока не зашел Гэрри Кондит, чтобы пригласить нас выпить кофе. Мы отправились.