Гэрри Кондит старался выиграть время, ожидая, когда я отойду от окна, но, когда Чарли приложила дуло 38-го калибра к пуговице на его животе, он понял, что его перехитрили. Чарли заставила его отойти на нужное расстояние. Я присоединился к ней, закрыл за собой дверь и запер ее на задвижку.
Мы, все трое, стояли молча, пока Гэрри Кондит не произнес:
– Добро пожаловать на мою фабрику грез, поклонники! – Мы ничего не ответили. – Значит ты все же легавый? – усмехнулся Гэрри.
– Ты хочешь сказать, что еще сомневался, когда взорвал мою машину и убил Джорджо возле подводной лодки?
– Ты все не так понял, Эйс! – воскликнул Гэрри.
Он казался более загорелым, чем обычно, и кожа там, где он носил часы, белела как браслет. Его лысый лоб, изборожденный морщинами, напоминал стиральную доску, и он облизывал губы большим розовым языком.
– Объяснять бессмысленно, – продолжал он, – я думал, что ты хороший парень, и не имел против тебя дурных намерений. Когда наступит зима, ты узнаешь, какие деревья вечнозеленые.
– Это будет длинная, трудная зима, Гэрри, – произнес я.
Он взглянул на меня и слегка усмехнулся.
– Чего ты кричишь, будто между нами не восемнадцать дюймов, а все тридцать футов?
Он был спокоен, как змея в июне.
– Как ты впутался в эту аферу? – поинтересовался я.
– Можно мне сесть? – спросил он. Я кивнул, но взял у Чарли пистолет и держал его взведенным. – У всех у нас бывают проблемы, Эйс. – Гэрри тяжело опустился на стул. – И проблемы подчиняются законам перспективы; они при ближайшем рассмотрении кажутся большими.
Я бросил ему сигареты и коробок спичек. Он снова потянул время, закуривая.
– Не беспокойся, Гэрри, что расскажешь мне больше, чем я уже знаю, а знаю я очень много.
– Например?
– Мне известно, что меня заставили суетиться по поводу подделки в этом Диснейленде. Я установил, что рыжеволосый англичанин, который участвовал в гражданской войне в Испании (у нас есть досье на всех них), и есть тот черноволосый человек, который прячется от солнца, боясь, что у него выступят чисто английские веснушки. – Я помолчал, прежде чем добавил: – Как я понимаю, этот Ферни Томас вполне мог знать все о затонувшей подводной лодке серии "U". Например, что она полна героина.
– Да, полна «снега», – подтвердил Гэрри. Он кивнул и внезапно быстро заговорил. – Эта зеленая канистра была просто набита героином, который туда запихали нацисты. Ферни Томас принес ее ко мне и спросил, знаю ли я кого-нибудь, кто бы им заинтересовался. Он сказал, что канистра стоит очень больших денег. Я не мог упустить такой случай. У моего приятеля Лео Уильямс-Коэна как раз возникли затруднения с налогами, и, похоже, ему грозило загреметь на порядочный срок. На героине я бы заработал достаточно, чтобы заплатить его налоги и откупить его от тюремного заключения. И тогда мы с Ферни решили вложить деньги в эту фабрику, которую собирались закрыть.
– Парень из Бруклина спасает португальскую рыбную фабрику с американским ноу-хау и парой килограммов диактилморфина. Здорово у тебя получается!
– Сходи-ка лучше домой, – бросил Гэрри, – и посмотри, сколько кто-то перевел на твой банковский счет.
– Спасибо, – поклонился я. – Но нет, Гэрри, серебро уже подсчитано.
Гэрри Кондит держал сигарету, которую я ему дал, и тихонько размахивал ею в воздухе. Его первоначальная нервная вспышка прошла, и теперь он говорил медленнее и осмотрительнее.
– Послушай, в течение следующих пяти лет правительство легализует импорт наркотиков. Я точно знаю. Тогда им займутся люди из большого бизнеса. Появятся изящные упаковки и цветная реклама в журнале «Лайф». Две хорошенькие модели будут говорить: «Я не знала, что курение может доставлять такое удовольствие, пока не попалась на крючок!»
– Но речь идет, Гэрри, о настоящем времени, – оборвал я его, – и люди, нарушающие закон и зарабатывающие таким образом деньги, могут быть неправильно поняты.
– Ты такой умный, парень! – Гэрри покачал головой. – О'кей, я делал это ради денег, получил их и истратил. Тебе ведь известно, как это бывает с деньгами.
– Нет, не известно. А как?
– Так же, как с ураном, но только в десять раз опаснее. Они исчезают, как твоя молодость, или, напротив, количество их увеличивается так же быстро, как число твоих врагов.
– А у тебя их довольно, – вставил я.
– Да, мне потребовалось много времени и таланта, чтобы нажить врагов.
– И Ферни Томас один из них?
Гэрри усмехнулся.
– Я знаю его слишком хорошо, чтобы считать другом.
Видя, что ему хочется рассказать о Томасе, я подождал, пока он, забавляясь сигаретой, потянет еще время.
– Ты считаешь, что Ферни заслуживает того, чтобы им заниматься всерьез, да? Молодой морской офицер-герой переходит к противнику... Чушь все это! Вы, государственные люди, не можете понять многого. Вот что действительно странно.
Он бросил мне назад сигареты, чтобы я их поймал. Но старого пса нельзя научить новым фокусам. Я держал свой пистолет направленным на рубашку Гэрри. Сигареты ударились о него и рассыпались по полу. Гэрри сделал движение, чтобы их поднять, но, заметив, что ствол пистолета подвинулся на часть дюйма, передумал и снова опустился на стул. Мы посмотрели друг на друга; я покачал головой, и Гэрри улыбнулся.
– Больше никаких выходок – побегов или подвохов, – пообещал он.
– Расскажи, как сделать так, чтобы государственные люди перестали ломать голову по поводу Томаса.
– Он просто обиженный, – сказал Гэрри Кондит. – Его девиз: «Что бы ни было – я против». Из-за вывоза товара каждую неделю мы не дошли в драке до нокдауна только потому, что я такой сговорчивый. Он засовывает старую двадцатидолларовую купюру в канистру почему? Да если кто-нибудь захочет увильнуть, он легко докажет, что ему это поручили. Томас крепкий орешек.
Я кивнул. А подумал, что двадцать долларов в кармане рубашки Гэрри Кондита – слишком примитивно.
– Все против тебя, Гэрри, а ты ведь в глубине души такой славный парень. – И я улыбнулся. Вспомнил о Джо, но улыбнулся Гэрри Кондиту.
– Обтекаемый, круглый снаружи, значит, слабый внутри, – ухмыльнулся Гэрри. Он показал на сигарету, упавшую возле его ноги. Я кивнул, он поднял ее и прикурил от своего окурка. – Этот человек не мученик, не идеалист и не интеллектуал. Он думает своими мускулами. Люди, подобные ему, рано доводят себя до могилы, организуя рискованные забастовки или, напротив, разгоняя политические митинги. На войне они получают кресты Виктории, или им выносит приговор военный трибунал. Иногда происходит и то и другое. Ферни утверждает, что в тот момент, когда он был пойман, его представили к награждению Почетным крестом – орденом «За безупречную службу». Видишь, как я и говорил тебе, – никакого секса, никаких выпивок или политики, буквально обреченный мученик и, может быть, лучший подводник в Европе.
– Теперь возможно, – кивнул я, – но до того недавнего рокового случая на дне океана он был вторым.
Лицо Гэрри Кондита напряглось, как сжатый кулак.
– Ферни никогда не сделал бы этого. Я не люблю его, но, поверь мне, он не мог совершить хладнокровного убийства.
– Хорошо, оставим это на некоторое время. Скажи мне, какую роль играет да Кунья. И прежде чем ты начнешь, учти, что я не легавый; указания, которые я получил, не предусматривают того, чтобы сдать тебя. Я здесь, чтобы получить информацию; сообщи факты и можешь, насколько это зависит от меня, слинять.
– Слинять? – подскочила Чарли. – Ты что, не понимаешь, каким грязным делом занимается этот человек?
Она стала топтать оборудование, как участник движения луддитов, сбросила на пол некоторые приборы. Раздался звон бьющегося стекла и раздавливаемых банок.
Я молчал.
– Конечно, все понимает, дорогая, – сказал Гарри, – он просто слишком сообразителен, чтобы упоминать об этом, пока не получит нужную ему информацию.