— Вот видите! — воскликнул Кононенко. — Даже в дремучее время люди с особым почтением относились к ближнему животному, день святых покровителей установили, записали в святцы, а мы, цивилизованные люди, успели забыть об этом.
Помолчали, почувствовав себя пристыженными.
— Я не возражаю, — сказал Зажурин, — пусть праздник лошади будет, когда и был в старину — восемнадцатого августа, а двадцать второго октября я буду отмечать с вами тут, в конюшне, день своего второго рождения.
— Да, лошадь заслужила свой праздник! — взволнованно произнес Кононенко. — И стоит отмечать его во всесоюзном масштабе. Я как лечащий врач лошадей, у меня, кстати сказать, тридцатилетняя практика, могу привести немало фактов, которые доказывают, что лошадь — существо разумное, благородное, смышленое, дружелюбное, и так далее, и тому подобное! Я, между прочим, пишу исследование о психике лошади.
— Петр Павлович, приведи нашему новому уважаемому другу факт насчет разумности и благородства лошади, — предложил Зажурин. — Поинтересней выбери.
— С удовольствием!.. Однажды приходит ко мне лошадь на прием.
— Простите, Петр Павлович, — перебил я, — это как же так: приходит… Сама, что ли?
— Сама, в том-то и дело! Слушайте дальше, потом поймете, в чем тут суть… Значит, приходит ко мне на прием Сонюха, пожилая лошадь, полукровка. Подробные сведения о ней у меня записаны… В июле событие происходило. Помню, дождь прошел, полевые работы были приостановлены, лошади паслись на лугу. Я стою у раскрытого окна врачебного кабинета, любуюсь природой. Вдруг вижу знакомую лошадь, Сонюху. Бредет она, свесив голову, по улице, потом заворачивает во двор лечебницы и прямиком ко мне, то есть под мое окно направляется. И так, знаете, болезненно ржет, будто жалуется. А я возьми и в шутку спроси ее: «Заболела, Сонюха?» И, представьте себе, она кивает. Я было подумал, что это случайно вышло, но ошибся. «Что болит?» — спрашиваю. Она качает головой, в смысле: «Не могу сказать, не умею». Представляете мое потрясение. Я тогда молод был, впечатлителен. Выхожу, осматриваю ее. Снаружи все в порядке. Выслушиваю: дыхание учащенное, но хрипов нет. Ощупываю суставы, думаю, может, ревматизм разыгрался, так нет — суставы в норме, и Сонюха качает головой отрицательно, в смысле: «Не то». Я и так, и этак обследую ее, сердце выслушал: ритм нормальный, шумов нет. Немного капризничает клапан правого желудочка, но нарушения незначительны, вряд ли это могло сказаться на здоровье закаленной рабочей лошади.
Говорю: «Пожалуйста, пройдись, Сонюха». Она прошлась. Походка расслабленная. «Так в чем же дело, Сонюха?» — спрашиваю. А она смотрит на меня укоризненно, в смысле: «Неужели ты не понимаешь, что со мной? А я так надеялась на тебя, верила, что ты поможешь мне». И глаза у нее печальные-печальные. Я руками развожу растерянно — и горько, и больно мне, — и не могу сообразить, в чем дело!..
И знаете, уважаемый друг, что она сделала?.. Стала осторожно почесывать мне голову зубами. И тут я догадался!.. Ну, вы, конечно, не раз видели, как лошади почесывают друг дружку. Если у Сонюхи, например, зудит репица, она подходит к своей подруге Альфе и чешет ей зубами репицу. И Альфа знает, ей хотят сказать: «Альфа, почеши, пожалуйста, мне репицу — очень свербит», — и та выполняет просьбу. А потом Альфа показывает Сонюхе, где у нее свербит кожа. И Сонюха платит услугой за услугу… Абсолютно разумное действие!
Ну, значит, Сонюха осторожно почесывает мне голову — и я догадываюсь!.. Ощупываю ей голову: височные доли горячие, вены просто стреляют жаром в кончики пальцев — у лошади, оказывается, жесточайшая мигрень. «Ах ты, — говорю, — ласточка! Надоумила!.. Головка болит?» Она кивает, в смысле: «Дорогой, вылечи, дай лекарства».
Дал я ей пирамидона. Она постояла с полчаса, подремала — я наблюдал за ней из кабинета, — потом встряхнулась и бодренько так заржала, глядя на меня. Я вышел во двор. И вот Сонюха подходит и кладет голову мне на плечо — благодарит!.. Поверьте, уважаемые друзья мои, я чуть не расплакался — от счастья. Я молод тогда был, взволнован!.. Этот факт я осмысливаю с двух позиций: с позиции учения Павлова о рефлексах и с позиции человека, верящего в эволюцию лошади, в ее разум.
Что же произошло? Когда Сонюху привели ко мне впервые, я избавил ее от жестокой физической муки: у нее был огромный нарыв на коленном суставе — и это отложилось в ее сознании. И вот, когда ей стало невмоготу, она приходит — сама… Разве этот факт не подтверждает, что лошадь — существо мыслящее, сообразительное и очень благородное?!