— Вполне подтверждает, — отозвался Зажурин.
— Святая правда! — сказал дед Андрон. — Умно осветил Петр Павлович. Молодец!
Факт, конечно, был любопытный, ничего не скажешь, но меня он не особенно поразил. Лошадь из моего детства — старая лошадь Зина — была способна на более сложные разумные поступки. Ей даже было присуще чувство юмора. Очень хотелось рассказать несколько историй о ней, но я уступил трибуну почитателей лошади Андрону Парфентьевичу: тут, в колхозной конюшне, мне полезней больше слушать, чем говорить. Он прокашлялся и начал неторопливо, делая паузы, собираясь с мыслями:
— Заявляю вам, как перед богом, лошадь — самая чистая на свете животная. Она на грязное спать не ляжет и, стало быть, под себя не пачкает. Купаться любит, особливо ей нравится, когда щеткой чистишь. Ест она чисто, не хапает, не жадничает, как другая какая животная. В ясли ногами не лезет, корм не разбрасывает. И, стало быть, умная животная. Насчет этого тоже факт могу рассказать.
— Рассказывай, не стесняйся, — разрешил Зажурин.
— На масленицу дело было. Повечеряли мы, стало быть, с родней крепко. Пришел я на дежурство в конюшню, сюда вот, прилег. Сено вот так, как тогда, в углу лежало. Лег да и заснул. А цигарка возьми да и вывались из руки в сено. И начало оно тлеть-гореть. Кой-какие лошади всполохнулись, захрапели, забили копытами, я и слышу, и никак не могу очнуться — перебрал малость донского бальзаму.
Да-а. Тут одна лошадь, Аджикой звали ее, оторвалась от яслей и помочилась на сено, которое начало гореть, и на меня тож. Святая правда!.. Я как вскачу да как закричу на нее: «Ты что робишь, туды тебя растуды!» А потом глянул: черное обгорелое сено парует — и все понял. «Спасибо, — говорю, — тебе, спасла ты меня, дай бог тебе здоровья, никогда не забуду!» А она ощерилась да как тяпнет меня зубами за плечо, аж клочья полетели с полушубку, и пошла на свое место. А все лошади смотрят на меня, головами качают: мол, до чего ты дожил, старик!..
Да-а. Стыдно стало мне перед лошадьми, так стыдно, что я долго места себе не находил. Курить бросил, по сю пору ни разу цигарку в рот не взял, закаялся.
— Вот этот факт прекрасно доказывает, что лошадь способна анализировать обстановку и находить верное решение в острой ситуации, — неожиданно для себя подвел итог я.
В конюшню заходили новые почитатели лошади — бывшие бойцы 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского Краснознаменного Будапештского корпуса. Они здоровались с лошадьми, угощали их хлебом-солью и сахаром, потом подходили к нам. Наша беседа затянулась. Мы услышали новые рассказы о лошадях, об их поведении на войне, в походах и боях. В конце концов Зажурин подвел итоги, торжественно назвав нашу встречу первым организационным собранием почитателей лошади, а наш небольшой коллектив единомышленников — содружеством. Был избран президиум содружества. Президентом назначили Зажурина, а меня, как журналиста, секретарем. Мы приняли резолюцию. Вот ее подлинный текст, записанный мной в тот знаменательный день в колхозной конюшне:
«Роль лошади в прогрессе человечества необычайно велика, хотя этот бесспорный факт еще не стал предметом глубокого исследования для ученых, историков и деятелей искусства.
Между тем лошадь по своему развитию стоит близко к человеку, так как она эволюционировала вместе с ним…
Собаке памятники ставят, а лошади отдельных памятников не делают. Обязательно на ней, растопырившись, восседает некто с перстом указующим. Это несправедливо. Человека надо изображать не верхом на лошади, а рядом с ней, в одной упряжке, ибо и человеку и лошади больно врезались в плечи лямки прогресса.
«Лошадь — человеку крылья!» — это мудрое народное изречение абсолютно точно отражает действительное положение вещей: именно лошадь помогла человеку ускорить мировой прогресс.
Исходя из вышесказанного, собрание выносит решение:
1. Праздновать День лошади, как было установлено в старину, — 18 августа.
2. Вменить в обязанность членам содружества, имеющим филологическое, биологическое образование и практический опыт работы, собирать и обобщать материалы, подтверждающие и доказывающие, что лошадь — существо благородное, умное, обладающее разумом и вынесшее тяготы мирового прогресса наравне с человеком, с тем чтобы привлечь внимание ученых, историков и деятелей искусства к трагической судьбе лошади…»
Не буду перечислять все пункты решения — их было много. С лошадьми расстались мы уже при свете фонарей. На прощание еще раз угостили их хлебом с солью, сахаром. Я кормил высокую лошадь. Она ела, аккуратно охватывая ломоть подвижными губами, и смотрела на меня дружелюбно, с доверием и пониманием. Зажурин поглаживал ее и говорил со слезой в голосе: