25 серия. Круг седьмой – возвращение.
В ушах свистел ветер. Покрасневшее от жары Солнце стремительно уползало вниз, за полоску горизонта. Я сидел на крыше электровоза. Прямо передо мной стояла лошадь и смотрела на меня заинтересованными глазами. В моих руках была сигарета и ложка. Я внимательно уставился на лошадь. Ложка с сигаретой вылетели из моих рук. Я узнал, что за животное стояло передо мной на крыше электровоза. Это была призрачная лошадь. Я узнал, какой был сейчас момент времени, ибо в этот момент лошадь была вовсе не призрачной, а являла собой самое, что ни на есть живое создание. Я вернулся в самое начало своего пути, и судьба, видимо, дала мне шанс всё исправить. Если лошадь выживет, то...
- Ага! Вот они где! - радостно лыбясь, на крышу к нам из люка выкарабкался парень с лошадью. Тоже живой и невредимый. В руках он держал красочную чашку, наполненную дымящимся кипятком. Из чашки непринуждённо свисал ниточный хвост чайного пакетика. - Разбежались куда все? Даже жирный Арнольдик учесал куда-то. Пойдёмте пить ча-а-а...
Он не успел договорить слово. Слишком низко над крышей электровоза пронеслась громадина моста, которыми лихо славился Чихуахуаград, где мы сейчас проезжали. Голова парня с лошадью оказалась как раз на уровне этого моста. Она была снесена с тела так легко и быстро, что я даже не смог сразу понять этого. Но вот позади нас она шлёпнулась на рельсы. Само тело несколько секунд стояло на крыше, поливая ботинок кипятком из покосившейся в руках чашки. Затем оно нелепо вертанулось и грузно полетело вниз между вагонами.
Я с тревогой посмотрел в ту сторону, где только что была лошадь. Её там не было, более того, на крыше её не было совсем. И тут я заметил, что бедная лошадка, каким-то образом покинувшая поезд, галопом скачет по степи.
Кубарем скатившись с вагона, я чудом остался жив, не попав на рельсы и не поломав костей. Валяясь на земле и глубоко дыша, я собирался с последними силами, как вдруг на меня чуть не наехал огромный и грозный внедорожник, раскрашенный в яркие цвета. Я приподнял голову и был слегка удивлён - в кабине внедорожника, кстати оснащённого ракетно установкой с двумя ракетами, сидел, очень мило улыбаясь, Арнольдик. Живой Арнольдик.
- Вот, прикинь! У степных пиратов джипик отобрал! - радостно сообщил он. - Выкинул отсюда за шкирку кого-то из главных, кажись.
Мы мчались по степи, преследуя испуганную лошадь, пока перед нами не выросло жутковатое гигантское здание Убойной Фермы. Когда мы остановились, а лошадь была практически прижата в угол, нас нагнала какая-то очень дребезжащая тачка, в которой сидело двое злобных оборванцев, сжимая в грязных лапах внушительные пулемёты.
- А, вот того-то я из джипика... - Арнольдик не закончил фразу, потому что один из злобных оборванцев, пронзительно взвизгивая, всадил в его крупногабаритное тело пулемётную очередь.
Арнольдик медленно сползал с водительского сидения, удивлённо вытаращив застывающие глаза. Я же повернул ракетницу в сторону дребезжащей тачки и шибанул по кнопке пуска. Через пару секунд ярким взрывом была расщеплена в пыль и тачка, и все, кто были в ней.
Лошадь метнулась в дверь входа в Убойную Ферму.
Огромный плакат красовался над ним: «Только сегодня! Акция! Любая входящая лошадь - сосиски бесплатно моментально!»
- Не-е-ет! - завопил я, снова шлёпнув по кнопке пуска ракеты.
Огромное здание Убойной Фермы взлетело в воздух вместе со всем и со всеми, что и кто были в нём. Вместе с лошадью.
«Хих... Васьликс...» - услышал я хриплый смех за спиной, но, обернувшись не увидел никого.
- Все сдохнут! И ты сдохнешь! - лишь хрипел окровавленный Геныч, выползая из-за кустов.
26 серия. Круг восьмой – проводник.
Внезапно всё погрузилось во тьму. Не стало слышно ни единого звука, только собственные движения ощущались с поразительной чёткостью. Пошарив в кромешной темноте перед собой руками, я нащупал гладкую и обжигающую своим холодом ручку. Несколько секунд повертев её в разные стороны, я умудрился отворить дверь.
За ней открылось помещение, очень активно освещаемое ртутными лампами. Их мертвенно-голубой свет резким контрастом ударил по моим глазам, как будто специально пытаясь причинить боль. Несколько рядов таких ламп свешивалось с потолка, лампы также висели на всех стенах.
За массивным серым столом, доверху заваленным папками и тетрадями, сидел человек неопределённого возраста, ближе, скорее всего, к пожилому, и что-то очень сосредоточенно записывал в толстой тетради. Он поднял раскрасневшиеся глаза на меня и скучно протянул занудным голоском: