- А что, если я вдруг и оседлаю тебя, Мама Лошадь! - заорал я и вприпрыжку бросился по направлению к Лошадимаме.
Она же встала на ноги, как-то совсем не торопясь, мягко, но и с величием королевской особы. Что она сделала дальше, я так и не понял, только через пару секунд я уже лежал на полу, придавленный намертво тяжёлым копытом. Я с трудом мог дышать под таким прессом, а Лошадимама равнодушно взирала на меня с высоты своего роста.
- Вот и покатались, - усмехнулась она, - наверняка ты хотел рассказывать мне ещё про те девять кругов, которые ты, как заправский герой, отважно преодолел. Так вот, скажу я тебе, не прошёл ты не единого круга, мерзкий человечишка Василиск.
Я был беспредельно удивлён. Удивлён тому, что королева лошадей оказывается знает моё имя.
31 серия. Продолжение неприятного разговора.
Я смотрел на Лошадимаму, долго смотрел, и никак не мог понять, о чём это она толкует.
- То есть, как это не прошёл? Все девять кругов..., от звонка до звонка, - как-то неумело пошутил я.
- Все девять кругов, - ехидно усмехнулась Лошадь, - все девять кругов ты благополучно запорол. Да, конечно, ты их прошёл, но прошёл бездумно, бесцельно и бестолково. Ты прошагал по ним, миновал их, даже не оглядываясь по сторонам. А ведь там, в каждом круге, была какая-то цель, был задан вопрос, и в каждом из кругов можно было найти ответ на этот вопрос. Только нужно было сделать вывод, правильный вывод. Ты ни из одного из кругов правильного выхода не нашёл, правильного вывода не сделал. Ты не нашёл ни единого ответа, хотя ответ всегда един и один, и через ответы любого из девяти кругов лежал путь к единому-единственному ответу.
- Э-э-э, - я просто не знал, что говорить.
- Ну, слушай, коли сам никак не врубишься. Теперь я совсем не удивляюсь твоей никчёмности. Даже, наверное, более уместным становится понятие глубокого минусового потенциала у тебя, чем нулевого.
Зачем ты отказался от скачек в Раю на первом круге? Да, тебя, несомненно, вели, но можно было бы и потерпеть немного подобного унижения, в конце концов. Ведь наградой были бы счастье и безмятежность, а этот приз наверняка освободил бы нас от потребности вашего истребления.
На втором круге ты должен был понять, что Лошадиный Город ни за что не откроет тебе мой реальный адрес. Ты должен был идти в обратном направлении. То есть, в твоём случае в обратном обратному.
Зачем ты отрёкся от своих родичей на третьем круге. Через них ты бы мог придти к победе.
На четвёртом круге ты бросил своих, человеков, погибать в загоне. Да, ты сбросил засов, но это разве могло помочь от приближающегося к людям отряда Лошадипалачей.
Ты спас жеребёнка на пятом круге. Зачем? Разве можно от врага ждать милости в ответ?! Надо сразу бить ему в больное место, если оно открыто.
О шестом круге даже и говорить нечего, ты его просто упустил, игнорировал, хотя нужный тебе ответ там был на поверхности виднее, чем на более ранних кругах. Вместо этого ты впал в какой-то тупой и бессмысленный бред, из которого, ты уж извини, не наше дело вытаскивать человеков.
Но дальше всё пошло ещё хуже, хотя, казалось бы, уже было хуже некуда. На седьмом круге мы дали тебе реальную возможность всё поменять с самого начала. Ты же напартачил в этом начале так, что прошлое менять стало более чем неразумно, как для тебя, так и для нас.
И, наконец, на последних двух кругах мы вывели тебя на людей, которые в полном праве могли бы всё изменить так, как людям было бы нужно, или хотя бы подсказать, как это сделать тебе самому. Но что делаешь ты! У человека Проводника ты зачем-то тыришь свою папку, хотя самое меньшее, что ты смог бы сделать в этой ситуации - это спасти своих друзей, не говоря уж о человечестве.
А Человека ЗОВ ты, во-первых, абсолютно не понял, а, во-вторых, предельно раздразил.
И после всего этого ты смеешь что-то говорить о своей значимости?!
- Но должен же быть какой-то выход! - в сердцах воскликнул я.
- Для тебя есть один-единственный возможный выход, - ехидно улыбнулась Лошадимама, - это жестокая казнь никчёмного человечишки по имени Василиск. Завтра на закате.
32 серия. Ночные визиты перед казнью.
Было удивительно для самого себя, но известие о предстоящей жестокой казни я воспринял до предела спокойно. Не начал устраивать истерик, биться головой о стены, не начал рыдать, стенать, молить, не начал угрожать лошади расправой и нападать на неё с яростными воплями. Нет, я продолжал стоять без движения, и ни один нерв на лице, ни рука, ни нога не дёрнулись в знак протеста. Но всё-таки это спокойствие было мнимым - я просто оцепенел от ужаса.