Когда старик выходил из моей комнаты, я уже хотел было проскользнуть вместе с ним наружу и вприпрыжку бежать куда глаза глядят. Но узрел прямо напротив выхода плотную стену свирепо настроенных тяжеловозов. Мимо них даже таракану было бы невозможно проползти. Когда дверь захлопнулась, она, ясное дело, уже не поддавалась никаким толчкам. Там был чёткий и неслышный моему уху способ блокирования входа и выхода.
Но я плюнул на всё это.
Я смачно плюнул на всё, что касалось лошадей и не касалось лошадей. Я громко зевнул, повалился на серый пол и уснул, надеясь поспать до самой смерти.
34 серия. Казнь.
Когда в назначенный час за мной явились два свирепых коня и своими злобными взглядами дали мне понять, что я должен следовать за ними, я уже хотел было запрятаться в самый дальний угол комнаты или даже в зловонную дыру и даже уже приготовился брыкаться изо всех сил руками и ногами при ожидаемом приближении копытного конвоя. Очень уж хотелось хоть в самой малой степени помереть героем. Но внезапно комната начала рушиться, потолок кусками грохался вниз, стены с треском валились на бок, а пол покрылся остроконечными трещинами. И я, конечно же, выскочил из комнаты, как ошпаренный, под издевательское ржание коней.
Оказавшись на улице Лошадиного Города, я понял, что все мысли о возможном побеге или каком-либо сопротивлении, до смешного нелепы. Улица была забита лошадьми до отказа, они стояли плотной необъятной стеной, прижавшись боками друг к дружке, и все, как одна, уставились на меня. Их взгляды были возбуждёнными, глаза были радостными, но это радостное возбуждение было вызвано не моей персоной непосредственно, а предвкушением предстоящего уничтожения моей непосредственной персоны.
Позади себя я услышал подозрительные шорохи. Я оглянулся и с ужасом увидел, что обвалившиеся стены и потолок моего бывшего серого убежища аккуратно сложились в нечто подобное невысокому постаменту, нечто подобное эшафоту.
На постаменте-эшафоте был разведён неслабый костерок, на котором попыхивал густым паром внушительных размеров котелок. Рядом стоял Геныч, переполненный воодушевлением, в поварском фартучке и колпачке с весьма объёмным чемоданом в руках. Он очень приветливо улыбался мне. Такого счастья на его лице я ещё никогда не видел и подозревал, что больше никогда не увижу.
- Милости прошу, многоуважаемый, - обратился он ко мне.
Генрих являл собой в тот момент саму любезность, и не трудно было догадаться, почему.
Он крикнул на всю улицу неестественно звонким для его старческого возраста голосом:
- Представление началось!
Комок, сплошь покрытый острыми иглами, застрял у меня в горле.
- Достопочтимый Василиск! - Геныч плясал вокруг меня хороводы со всей своей великовозрастной прытью. - Ты - наглый человечишка, но я зауважал тебя именно за твою беспредельную наглость. Здесь, в Лошадином Городе, человекам вообще делать нечего, а ты посмел проявлять свою беспредельную наглость по отношении к Лошадимаме! Брависсимо!
- Но не обольщайся, козлина, - незаметно для остальных прошептал старик прямо мне в ухо, - так же, как и уважаю, я ненавижу тебя за твою наглость. Ту самую, вооружившись которой, ты превратил Травку в порцию сосисок. Ну, так и из тебя пусть сотворится какая-то пища! - Генрих кивнул в сторону кипящего котелка.
- Сначала я покидаю в бульон твои руки и ноги, - ликовал он,ь - потом придёт очередь и всего остального.
Геныч, завопив от счастья, занёс топор надо мной.
35 серия. Неожиданное воскрешение.
Топор был занесён надо мной, и острое лезвие, на котором предательски яркое Солнце играло весёлыми бликами, готово было в любую секунду обрушиться на мою шею. Две фразы бешено крутились у меня в голове, разгоняясь до скорости урагана, две глупые фразы, которые начисто вытеснили все мудрые и толковые размышления. Эти фразы: «Да как же так!» и «Хотели же сначала руки и ноги!» с завидным упорством формировались из всего, что я так настойчиво пытался осмыслить. Я думал, что перед смертью в мыслях у человека должна промелькивать вся его прожитая жизнь. Но не тут-то было! Напротив, вся моя жизнь вдруг погрузилась в мрачное забвение, как будто её и не было.
«Как же так!» - всплывало лишь на поверхность. В глазах фиксировались всякие глупости, типа бликов на лезвии топора, травинки, пробивающейся из пенька, что рос возле эшафота, носовой платок с изящными розовыми кружевами, торчащий аккуратным треугольником из штанов Геныча. Зачем это!
От обиды я зажмурил глаза. В голове затрещало: «Вот сейчас будет всё! Как же так! Где ж он! Как же так! Не хочу! Как же так!»