Он ничего больше не сказал. В конце концов, зачем портить Герде все удовольствие. Но при первом удобном случае он буквально набросился на Генриетту:
– Зачем ты сделала эту глупую статуэтку? Она недостойна тебя! Ты обычно делаешь стоящие вещи.
– Не думаю, что это плохо, – медленно сказала Генриетта. – Мне кажется, Герда была довольна.
– Герда в восторге. Еще бы! Она не в состоянии отличить настоящего произведения искусства от раскрашенной фотографии.
– Это не дешевка, Джон. Просто портретная статуэтка, безобидная и без всяких претензий.
– Обычно ты не тратишь времени на творения такого рода…
Вдруг он запнулся от удивления, увидев деревянную фигуру высотой около пяти футов.
– Хэлло, что это?
– Для международной группы. Грушевое дерево. «Поклонение».
Генриетта наблюдала за ним. Джон пристально вглядывался в статую. Вдруг шея его налилась кровью, и он с яростью накинулся на Генриетту:
– Так вот для чего тебе понадобилась Герда! Да как ты смеешь?!
– Мне было интересно, заметишь ли ты…
– Замечу? Конечно! Вот здесь. – Он положил пальцы на широкие тяжелые мышцы шеи.
Генриетта кивнула.
– Да, это как раз то, что я хотела: шея и плечи… И этот глубокий, тяжелый наклон вперед – покорность, подчинение… Замечательно!
– Замечательно?! Послушай, Генриетта, я этого не допущу! Оставь Герду в покое!
– Герда никогда не узнает себя в этой фигуре. Да и никто другой не узнает. И вообще, это совсем не Герда. Не какой-то определенный человек. Это никто.
– Но ведь я же узнал!
– Джон, ты – совсем другое дело! Ты… ты чувствуешь суть вещей!
– Нет, это уж чересчур. Я не могу позволить, Генриетта! И не позволю! Неужели ты не понимаешь, что это непростительно!
– Ты так думаешь?
– Разве ты сама не видишь? Не чувствуешь? Где же твоя обычная чуткость?
– Ты не понимаешь, Джон, – проговорила она. – Боюсь, я никогда не смогу заставить тебя понять. Ты не понимаешь, что значит хотеть чего-то… видеть изо дня в день эту линию шеи, мускулы, наклон головы, тяжелую челюсть… Я смотрела, мне так хотелось… каждый раз, когда видела Герду. В конце концов, я просто должна была сделать.
– Бессовестно!
– Да, пожалуй, так! Но это потребность, от нее не уйти!
– Значит, ты ни в грош не ставишь чувства других. Тебе безразлична Герда…
– Не говори глупостей, Джон. Я сделала статуэтку, чтобы доставить ей удовольствие. Мне хотелось ее порадовать. Я не бесчувственная.
– Именно бесчувственная!
– Ты в самом деле думаешь… Только честно! Ты думаешь, Герда узнает себя?
Джон неохотно посмотрел на скульптуру. Теперь чувства обиды и негодования отступили, подчиняясь любопытству. Странная, смиренная фигура женщины, предлагающей свое поклонение невидимому божеству. Поднятое вверх лицо. Невидящее, немое, преданное… Пугающе сильное, фанатичное чувство!
– Это вселяет ужас…
Она вздрогнула.
– Да, я тоже так думаю.
– На что она смотрит? Кто это… там, перед ней?
Генриетта заколебалась.
– Я не знаю, – сказала она. Что-то странное было в ее голосе. – Но мне кажется… она смотрит на тебя, Джон.
Глава 5
Между тем в столовой Тэренс высказал еще одну научную истину:
– Соли свинца лучше растворяются в холодной воде, чем в горячей.
Он выжидательно, хоть и без особой надежды взглянул на мать. Родители, по мнению Тэренса, – это сплошное разочарование.
– Мама, ты это знаешь?
– Я ничего не понимаю в химии, дорогой.
– Обо всем можно прочитать в книгах.
Это была простая констатация факта, но в ней определенно слышалась грусть.
Герда ничего не заметила. Она была в ловушке собственных тревог и забот, бесконечного кружения мыслей. Уже с утра, проснувшись, она почувствовала себя несчастной, как только поняла, что выходные у Энкейтллов, которых она ждала с таким страхом, все-таки наступили. Визит в «Лощину» всегда был для нее кошмаром. Там она неизменно чувствовала себя одинокой и совершенно сбитой с толку. Больше всего Герда боялась Люси Энкейтлл с ее странной манерой никогда не кончать фразы, стремительностью и непоследовательностью, с ее очевидным старанием быть милой и доброй. Но и остальные были не лучше. Два дня в «Лощине» были для Герды сплошным мучением, которое она терпела только ради Джона.
Этим утром Джон, потянувшись, сказал с видимым удовольствием: «Подумай только, проведем два дня за городом! Для тебя, Герда, это очень полезно. Как раз то, что нужно».
Машинально улыбнувшись, Герда отозвалась с самоотверженной стойкостью: «Это будет восхитительно!» Тоскливым взглядом она обвела спальню – кремовые полосатые обои с черным пятнышком около платяного шкафа; туалетный столик красного дерева с зеркалом, которое слишком сильно накренилось вперед; веселенький ярко-синий ковер; акварельные пейзажи Озерного края…[15] Милые, знакомые предметы. Она не увидит их до понедельника.
15
Озерный край – живописный район гор и озер на территории ряда графств северо-западной Англии, в 1951 году ставший национальным парком; был воспет многими поэтами, и в частности, в XIX веке поэтами «озерной школы» У. Вордсвортом (1770-1850), К. Колриджем (1772-1834) и Р. Саути (1774-1843).