Я отпил из бутылки, обдумывая свои слова.
— Я не думал.
Я наклонил голову в сторону хижины, где на подоконнике мерцал свет масляной лампы.
— Что-то не так.
Или, возможно, что-то было не так внутри меня. Я никогда раньше не делал ничего подобного, в открытую. Я бы никогда не поставил никого из нас в такое положение. Я откинулся на спинку стула и положил бутылку на колено.
— Что-то очень не так.
— Ни хрена.
Зеф склонил голову набок, и его светлые волосы упали на один зеленый глаз.
— Это та девушка. С тех пор как она приехала, ты стал другой, — сказал он с таким презрением.
Если бы они знали, что я забрал ее машину с обочины дороги только для того, чтобы снова увидеть ее, они бы задали вопросы, на которые у меня не было ответов, потому что я не знал, что, черт возьми, я делал. Я должен был держать свои мысли о Фэллон при себе.
— Фэллон не имеет к этому никакого отношения.
— С каких это пор ты называешь ее по имени? — протянул Зеф.
Я показал ему средний палец.
— В любом случае, забой коз недостаточно хорош, — добавил Бэк с легким запинанием, как будто эти мысли еще не приходили мне в голову, беспокойство разъедало нас обоих. В конце концов, он вырубался на моем диване и к утру уходил на работу на кладбище, избегая неприятностей в своем доме — избегая своего отца. — Должен быть другой способ снять проклятие.
Ворон сидел неподалеку, два снисходительных глаза смотрели на меня из глубины леса. От его пронзительного крика у меня кровь застыла в жилах. С тех пор как я родился, предзнаменование смерти преследовало меня, но только усилилось с тех пор, как приехала Фэллон — с тех пор, как ее машина проехала под знаком Воющей Лощины. Ворон снова каркнул, напоминая мне, что у меня не так много времени. Смерть приближалась, и я понятия не имел, за кем она последует следующим. Или чьими руками.
— Фрик уставилась на тебя, Блэквелл, — заявил Феникс, внезапно появившись из темных теней леса, направив на меня указательный палец.
Я мог видеть в темноте, как часто видели те, кто не отбрасывал тени. В его взгляде плескалась злоба. Феникс огненным, и его внутренние сражения были написаны в его сияющих радужках, потому что ему было трудно сдерживаться, но это был единственный способ, которым проклятый выжил так долго.
Оставайся пустым, оставайся отстраненным, поступай правильно по отношению к ковену.
— И у меня такое чувство, что это взаимно, — добавил он.
Она танцевала, а я смотрел, как она танцует. Фэллон поскользнулась, и я не смог удержаться от реакции. — Вы совершенно неправильно это поняли.
Феникс покачал головой и опустился на деревянный стул.
— Разрушение этого проклятия стоит на первом месте.
Моя челюсть сжалась.
— Я сказал, что это ничего не значит. Простая реакция, а теперь забудьте это.
Лес моргнул под резкостью, которая исходила от моих слов. Остальные замолчали. Все, что осталось, — это лес, просыпающийся ночью. Корни стонали под холодной почвой, ветви и листья шелестели. Лес был живым и подвижным, и я закрыл глаза, наслаждаясь его постоянной стабильностью.
Если бы не моя преданность язычникам, моей теневой крови, текущей в моих венах, было бы достаточно, чтобы никогда не подвергать сомнению мои приоритеты. После того, как я увидел, как проклятие разрушило наши семьи, я ничего так не хотел, как разрушить его.
Двенадцать лет назад, после смерти Джонни, мы заключили договор в лесу и скрепили его своей кровью. Я провел большим пальцем по шраму на ладони в качестве напоминания.
Это отличалось от остальных наших шрамов. Это что-то значило.
За последние двенадцать лет мы залегли на дно, заслужили доверие города, стали образцовыми гражданами, вели себя хорошо, получили доступ, пожертвовали отношениями. Мы сделали то, чего не смогли наши отцы. И мы были так близки.
— Что это было, Джулс? — наконец спросил Бэк, когда огонь горел у наших ног, и мы вчетвером сидели вокруг него в кругу.
Инцидент в Вуду. Дверь распахнулась. Наполненный яростью шторм, сотканный из магии, страх пронёсся по бару, и взгляд Фэллон застыл на моем, накрыл меня, утешил, каким-то образом вытащил меня из этого.
Я откинул голову назад и открыл глаза к беззвездному небу, наблюдая, как дым и искры от костра поднимаются в темноте к луне. — Я не знаю, — сказал я через выдох, ложь царапала мое горло.