Просидев еще час на дереве, перепуганный Чарли наконец слез и понес в поселок свой рассказ, о лосе-гиганте, который, по его словам, был не меньше крупного слона.
В течение охотничьего сезона доводилось несколько раз повидать великана-лося и другим охотникам, но лишь издали, с ветвей высоких и крепких деревьев, и рассказы всех очевидцев говорили об одном и том же.
Лось-великан был на верных шесть вершков выше в плечах, чем обычный лось Нового Брауншвейга; соответственно этому он был и гораздо сильнее. Его рога, несравненной ветвистости и красоты, были на глаз, по крайней мере, в полтора метра длиной. Это основательно рассчитал сам дядя Адам, всеми уважаемый старшина проводников той местности, которому выпал случай наблюдать лося с дерева, немного менее высокого и устойчивого, чем какое он выбрал бы, если бы имел время выбирать.
Мастью великан был так темен, что его бока и спина казались совсем черными, когда их не освещало яркое солнце. Его огромная голова, с длинной, низко свисающей тупой мордой, была темнокоричневого цвета; брюхо и ноги с внутренней стороны переходили в светлобурый оттенок; «колокол», — так называют длинный, мохнатый придаток, висящий у лосей-быков на шее пониже глотки, — у него был необыкновенной, даже по его росту, величины, и жесткая шерсть на нем так и блестела…
Но хотя молва о лосе-великане распространилась повсюду, место его пребывания оказывалось удивительно неопределенным. Его видели в Ниписичите, в Донравене, и никогда только, по какому-то странному случаю, не встречали в окрестностях Старого Согамока.
Встретить лося в Старом Согамоке посчастливилось опять тому же охотнику Чарли Кримминзу.
Чарли направлялся в Ниписичит, когда ему вдруг пришло в голову, что недурно бы, пожалуй, еще раз взглянуть на великана-лося, которого уже давно никто не видел.
Сказано — сделано. Содравши полосу белой коры с березы, Чарли сладил из нее рожок, так называемую «лосиную манку», и забрался в густую листву ивы, склонившейся над отмелью озерного берега. Из этой своей засады он с большим искусством начал «манить», производя пищиком долгие, печальные и очень негармоничные звуки, которыми лосиха дает знать самцу о своем присутствии.
Не проделал Кримминз своего обманчивого призыва и дважды, как кусты, обрамлявшие отмель сбоку от него, сильно затрещали… Но не лось выступил на сцену, ярко освещенную месяцем, а явилась корова-лосиха, которая принялись бесцельно бродить по отмели.
Вдруг щетина ее гривы опала, вся она словно сжалась и, отскочив конвульсивным прыжком от прибрежной заросли, с плеском помчалась по мелкой воде берега. В то же мгновение из чащи поднялся огромный медведь и с поднятыми передними лапами и разинутой пастью кинулся на место, где только что была лосиха…
Озлобленный неудачей, он пустился было вдогонку за намеченной жертвой. Но лосиха, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, неслась, как стрела. Почти вовсе не уменьшая быстроты, она взметнулась на крутой откос берега, нырнула в заросль и исчезла в лесу.
Медведь, пробежавши несколько шагов, сразу остановился у края воды и медленно обернулся, подняв нос кверху.
Кримминз нерешительно поднял к плечу ложе винтовки. Свалить медведя или подождать и еще немножко «поманить» пищиком, не выйдет ли все-таки большой лось?.. Пока он колебался и темная фигура на блестящей под светом месяца отмели тоже стояла в нерешимости, кусты еще раз затрещали и раздвинулись. Почти под самым деревом, где сидел Кримминз, выступил на отмель сам таинственный великан-лось.
С вытянутой вперед головою и настороженными ушами он явился на зов лосихи; когда же вместо нее перед ним оказался медведь, он рассвирепел. С угрожающим ревом лось, как молния, ринулся на медведя.
Медведь, у которого только недавно индейцы застрелили медведицу, вовсе не был расположен к уступчивости. Его глаза вдруг вспыхнули яростью. Он повернулся, как на шпиле, и, весь подобравшись и наклонясь вперед, приподнялся на задние лапы, чтобы встретить страшную атаку. В этом положении он мог всю свою огромную силу в каждое мгновение направить в любую сторону.
Имей лось дело с соперником своей породы, он напал бы на него, наклонив рога вперед, но против всех других врагов оружием его были заостренные, как резцы, чудовищные передние копыта. Домчавшись до неподвижно ждавшего противника, лось вдруг взвился на задние ноги и упал всей тяжестью на передние копыта, ударив ими вперед и вниз, одно вслед за другим…
Медведь отскочил в сторону легко и быстро, как заяц, но все-таки лишь на какой-нибудь волосок увернулся от этих смертоносных ударов. В то же мгновение он отвесил страшный удар своей когтистой лапы по плечу нападавшего животного.