20
Мир и рай - разное.
Для Адама был рай. Мир - Богу.
Здесь крайне важно, что миф о рае вложен в нас прежде, чем "слово Божие".
Что, "в начале бе Слово"? Рай!
21
К заявлению Судз-ского, что культура большею частью создана геями и на них-де огромная "нравственная ответственность". Да, в XII веке до н. э. бисексуал Ахилл разит Гектора, обеспечивая крах Трои и составление "Илиады" и "Одиссеи", текстов, вскормивших рост нашей мысли и укрепивших своды культуры. Бисексуал Сократ, не оставивший о жене слов стольких, как о красавце Алкивиаде, переменяет векторность мысли. Прежде держались более жизни и её импульсов, но с Сократа курс - мыслить ладно понятиям, зиждимым на абстрактных "зле" и "добре", основанных падшим разумом: опосредованным самим собой, понятийным, логоцентричным, строго оценочным, комментирующим и толкующим данность, то есть моральным. С Сократа мир - в путах этики и ломает жизнь под "добро"; с Сократа, короче, разум стал этикой. Что ещё? Македонский, после и Цезарь (бисексуалы) распространили эллинско-римский мир от индийцев до бриттов; ну а баварский Людвиг Второй чтил Вагнера... и т. п. слава геям!
Зримый вклад. Исключительный. Обобщая, допустим, что мировая культура как она есть теперь сформирована геями.
Но, вопрос, хороша ли культура?
Скажем, Маркузе в ходе оценок роли культуры напоминает: творчество Фрейда бескомпромиссно в обнаружении репрессивных черт самых казовых ценностей и успехов культуры; и, когда Фрейд берёт её под сомнение, он исходит из бедствий, кои приносит дело культуры; и вопрошание: стоят выгоды от культуры пагуб и кризисов, её спутников? - на повестке дня. Жгуч и тягостен тезис Фрейда: счастье не входит в базис культуры, в списке культуры нет пункта "счастье". Да и Чайковский не фимиамы курит культуре в мрачных симфониях.
То есть счастье важней культуры?
Именно! счастье больше культуры. Ищется, в общем-то, не культура; ищется счастье (пусть его призрак).
Если культура и счастье - антагонисты, то геи создали роковую культуру. И брать ответственность за постройку культуры - брать одновременно и ответственность за "слезинку ребёнка" Ф. Достоевского, даже если ребёнок будет и гетеро-... Плюс пугает моральная, "нравственная ответственность", дескать, геев за человечество. Вновь мораль? Страшно. С ней бился Ницше Ф., гениальный "Сократ навыворот", призывавший шагнуть "по ту сторону" зла с добром. Взгляд моральный есть ограниченный и преступный. Он отпрыск пакостной первородной вины. Вам, Судз-ский, жертве морали, как гомофилу странно любить мораль. Неморальность - вот средство, чем раздвигают рамки сознания (что слабó оттого, что морально), чтоб сексуальное (половинное) восприятие и мышление человечества сделать полным. Гею быть имморальным, или он самозванец.
22
Правила, нормы, рамки в общественных отношениях осудил даосизм. Вот мысли "Дао Дэ цзин":
Утрачено Дао - действует Дэ.
Утрачено Дэ - является добродетель.
Та сгинет - есть справедливость.
Нет справедливости - и приходит закон,
который есть угасание веры, также ключ смуты.
То есть закон - ключ смуты и нестроения. Меж тем принято, что закон для порядка. Страшная ересь. Бессмысленны вековые старания жизнь ладить нормой. Власти закона - тысячелетья. Есть толк? Пришла пора даосизма.
23
"Веруя в нравственность, мы хулим бытие". Ф. Ницше.
24
Факт, что театр - это гнусная проституция. Собраны предрассудки, быдло-потребы, модные тренды, плоские мысли, пошлость "духовного" как бы мэйнстрима - и немолкнущий трёп, внушающий без того надоевший блуд о "добре", "гуманизме", "истине", "красоте", "идеалах". Выбриты щёки старых сатиров, кажущих гордых "супер мущщин" (мечтающих о севрюжине с хреном и будуарах юных давалок). Осуществившие всевозможные пластики лиц актрисы рады возможности оголить себя самым нравственным образом, ведь они, мол, не просто так, а вскрывают, мол, "язвы", "гнусности" мира. Эти фигляры лабают правду-де. Зритель пьёт "откровения", что, наляпаны пройдами от компьютерной клавы, свалены здесь на сцене дерьмом, означенным "высшим", "горним" искусством. А над всем - доллары, за которые мерзость сделана.
25
Слышишь критиков, политологов, шоуменов, мэтров, прелатов, учащих жизни, - и словно видишь фильм об одном и о том же: лжи, шкуродёрстве, зверствах, убийствах, деньгах, корысти и улучшениях в русле новых, только что найденных панацей... Всё прежнее, всё знакомое до тоски, до умственных и душевных тягот. Поэтому мы погрязли в лже-философии, мистицизме, экстра-сенсорике, спиритизме, магии, знахарстве, суевериях, фэнтези да химерах, сотканных из мистических рыцарей, супер-тёлок, вампиров, парапсихологов, монстров либо пришельцев. Ибо в реальном миру всё скучно, слышать не хочется, видеть зряшно. Всё как пошло давно - так идёт себе. Что изменится? Ведь проблем не решить в мышлении, каковым они созданы. А мышления, что могло дать иное, чем жрать друг друга, люди не приняли, как не приняли ни буддизма, ни христианства, ни многих прочих дхарм в их спасительной сути, чтоб не меняться. Чернь, страшась воли, вник Достоевский, выбрала рабство.
Лазаем по мертвящим умственным чащам целые эры, лая о новых "духовных ракурсах".
26
Кто Крит не видел - вряд ли Крит знает. Кто не болел - не ведает про болезнь. Но, важно, о Крите и боли слушают, потому как практический интерес присутствует. Можно сплавать на Крит купаться, можно вдруг заболеть внезапно. Это, мол, данность.
Мы же - о рае, который никто никогда не видел. И я бессилен дать описание по причине того, что вещности в раю нет, плюс, главное, у нас нет даже органов рай увидеть.
Я как безумец, врущий химеры. Сходно развязки делаю странные, говоря, что виновно познание зла с добром, кое нужно отвергнуть, чтоб в рай вернуться. Мысли дичайшие. Ведь на Марс слетать проще, чем попасть в рай, да? Выжаты постоянным трудом, внушаемым целью жизни, мы ищем отдыха и забвения, без того чтоб терзаться в поисках места, что описать нельзя ни достигнуть. Лучше дурманиться перед "телеком" пивом, веруя, что сей мир ну не мог быть иным, чем есть.
Но - зачем мы? Замерло бы на лисах и жабах, что живут нормой в виде инстинкта и, набив брюхо, пукают с чувством, что, дескать, жизнь не могла быть иной, чем есть. Но не замерло ни на лисах, ни áспидах. Взялись мы с даром мыслить.
Ради мышления люди созданы. Лишь мышление вольно, как вольны боги. Мы же, боясь свобод, отказались от воли. Вздумавши, что есть рамки, - значит, законы, - мы, избегая тайн, возникавших вне рамок, стали как твари, влезшие в клетки. Если есть рамки (смерть или тяжесть), то надо мыслить в рамках возможного, этак мыслим мы.
Но, при всём при том, выси созданы теми, коих расхожий толк звал безумцами. Бруно мнился безумцем точно таким же, как первый лётчик, взмывший с утёса. Моцарта мнили неадекватным. А Аристотель мнил и Платона умалишённым: тот, мол, в идеях даром удвоил мир. Получается: как бы сброд ни вставал во фрунт перед рамками, находился безумец, всё отрицавший, - вплоть до Христа, сказавшего: смерти нет.
Мышление нужно зиждить на диких, казусных мыслях как запредельном. Кто мыслит в рамках - сводит нас к свиньям. Прав Достоевский, что человечество не снесло свобод, сплющив мозг между Сциллой добра и Харибдою зла.
Что нужно: всё, чтó ни есть вокруг, счесть химерой, а чего нет - реальным. Нужно безумие. Как поэзия, понял Пушкин, быть должна глуповатой, сходно и мыслить нужно безумно. Цель философий - самое важное, от чего мы ушли в ложь мóроков. Философия, говорил Гуссерль, есть наука об истине, об истоках. В общем, науке о радикальном нужно быть радикальной.