– Вы знаете Северянина?!
– Знаю…
Женщина опустила голову к вязанью, а девочка внимательно и тревожно посмотрела на мать.
– Вы что-то закончили? – спросил Костя. Ему стало с ней интересно.
– Я училась, но не окончила, – ответила собеседница. – Замуж вышла. Вот мой диплом (она поцеловала дочку в лобик), а вот – моя кандидатская (показала на вязанье).
Тут Константин заметил, что животик у нее округлый, и если бы имел опыт, то понял бы, что месяц уже шестой, а то и седьмой.
Какая-то странная ревность к неизвестному мужу кольнула его в сердце. Константин вдруг почувствовал себя маленьким и несерьезным.
– А вы знаете, – прервала молчание женщина, – я и сейчас учусь. Вот мы с Полей (услышав свое имя, малышка посмотрела на мать и улыбнулась) смотрели недавно библейские гравюры какого-то немца.
– Шнорра?
– Кажется, нет.
– Карольсфельда?
– Вот. Его самого. И представляете? Поля меня спрашивает: «А почему у Адама и Евы – пупочек?» Я не понимаю вопроса. У всех, мол, пупочки. А она мне: «Нет. Их мама не рожала. Адам – из земли. Ева – из ребра. А пупочек – это от пуповинки». Представляете?!
Сильный крик оборвал их разговор.
– Ты долго будешь отдыхать, паразит? Уже пол-одиннадцатого!
Орал шеф-повар Костиного кафе. Константин вскочил на ноги, рванулся было бежать. Но потом остановился.
– Сейчас. Иду, – крикнул он шефу. – Извините, мне пора. Я должен идти.
– Идите-идите. Работа – это святое,–улыбнулась женщина и опустила глаза к вязанью.
– Вы мне очень помогли, – сказал Костя и побежал. Метров через десять он обернулся и крикнул:
– Вас мне Бог послал! Женщина улыбнулась в ответ.
То, к чему он сейчас прикоснулся, еще требовалось осмыслить, осознать. Но однозначно, это был чудесный урок. По сути, подарок.
Уже в дверях кафе он обернулся. Женщина вязала, а Поля прыгала вокруг лавки на одной ножке.
Константин улыбнулся и переступил порог.
Константина я знал лично. В тот старый город, где он жил, не доучившись, я приехал в командировку. Что-то затянулось и не заладилось, пришлось остаться до понедельника, и в воскресенье нужно было где-то помолиться. Православный храм в городе был один. Я нашел его минут за десять до всенощной и залюбовался молодым человеком, сидящим у свечного ящика. Он продавал свечи, писал имена в записки для службы, бойко выдавал сдачу и успевал каждому сказать одно или два нужных слова. Кому об исповеди, кому – о поминании усопших, кому – о чтении Евангелия.
После всенощной я еще раз подошел к нему и разговорился. Константин (а это был он), хотя и выглядел уставшим, охотно поддержал разговор. Мы сидели у храма на скамейке и до темноты говорили о Литургии, о святых отцах, о прожитой жизни. В тот вечер он и рассказал мне кратко историю своих поисков и своего обращения. Когда стало совсем поздно, он предложил мне заночевать в церковном доме.
– У нас возле просфорни есть комната для гостей. А в просфорне работаю я и с субботы на воскресенье в ней ночую.
Я с радостью согласился.
– Увидимся завтра на Литургии, – сказал Константин и пожелал мне спокойной ночи.
На следующий день мы увиделись, но так и не поговорили. На службе было много людей. Константин уже не сидел за свечным ящиком, а прислуживал в алтаре, выходил со свечой на входе и читал Апостол. Когда служба закончилась и, поцеловав крест, люди стали выходить из церкви, я увидел его. Он стоял на церковном дворе напротив пономарки и разговаривал с молодой женщиной. Левой рукой женщина легко покачивала коляску в которой спал симпатичный богатырского вида мальчуган, а правой обнимала девочку лет шести. Они разговаривали о чем-то важном, и я не хотел им мешать.
С тех пор мы больше не виделись. Дела мои решились, и я уехал из старинного города, который, честно говоря, мне не очень понравился. Уже в поезде, когда я ехал домой, мне захотелось записать историю молодого человека, что я и поспешил сделать. Конечно, что-то забылось, а что-то ускользнуло от внимания, но в целом история его мне показалась интересной, и не хотелось предавать ее забвению. С тех пор прошло уже лет пятнадцать. И вот, недавно, разгребая бумаги, я нашел свою рукопись. Она истрепалась и пожелтела, а первое предложение – «День обещал быть жарким» – было написано как будто куриной лапой: в это время поезд тронулся, и ручку сильно повело по бумаге.
Я вспомнил об этом и улыбнулся.
Когда мы измучиваемся от лжи