— Конечно, у нас есть, куда устроить гостей, судя по состоянию вашего мальчишки, — мама выделила эти два слова голосом, — устроить его надо потеплее, сейчас муж затопит печь, проходите, там есть удобная лавка.
— Ну наконец, люди научились слышать произносимое, а не додумывать несуществующее, — Король-грифон хмыкнул, перехватил Экка под спину и колени, невзирая на слабые протесты. — Ты молодец, мальчишка, хотя до старых богов по силам тебе еще далеко!
Калитка была открыта, мама выехала через нее все так же, сидя на Двери, поэтому Руэри забежал вперед, чтобы распахнуть дверь домой, впуская двух жителей Нижнего мира без заклинаний и условий.
Стоило Королю-грифону пройти сени и оказаться в комнате, просторная, она показалась вдруг небольшой. Старший ши аккуратно устроил младшего на указанной отцом лавке, скатал свой бело-голубой плащ, устраивая под голову Экку. Обернулся, оглядывая их всех: маму на собаке-двери, Руэри, замершего возле печки папу с дровами.
— Настоящее волшебство не пропадает с рассветом, мальчишка очень для вас постарался, — засиял желтыми глазами в полумраке жутковато. — Я вернусь за ним, когда повстречаю второго упыря. Оставил бы кровососа вам, да вы мало того, что ничего не смыслите в магии, место силы тоже обратно не закатаете.
Потер глаза, махнул рукой, то ли прощаясь, то ли подводя итог своей речи, и вышел, чуть не задевая макушкой притолоку.
Мама с отцом взялись за обычные домашние дела, при этом дверь-собака прилежно возила маму на спине, не позволяя вставать и напрягаться сверх меры. Руэри подсел к Экку, размышляя теперь, как могли ошибиться в имени упыри и не связано ли его значение как-то с приметами, что попадались уже на глаза.
Он попытался восстановить каждую в памяти: Экк легко шел по болоту, не погружаясь в топкую землю; темный цвет его куртки смотрелся слишком однотонным и будто умел сниматься с нее, от движения маминого локтя он колыхался; упыри заподозрили, что старый король мог заколдовать своих приближенных во время представления со старостой; «Экк» означало «пёстрый». И это имя не принадлежало ши, появившемуся, но не показавшемуся в момент, когда объявляли последнего из свиты Короля-грифона.
С замиранием дыхания Руэри поднес ладонь к куртке ши, погладил по плечу, и ощутил под пальцами разнонаправленные швы.
У них на лавке возле печки спал Лоскутный Ловчий.
Осознание этого повергло мальчика в смятение. Лоскутный Ловчий! Тот самый! Настоящий!
Он хотел было сказать маме с отцом, но они присели на лавку к столу и тихонько о чем-то шептались, поглядывая на Руэри. Наверняка обдумывали какой-нибудь взрослый вопрос, вроде того — как сказать ему, что волшебство не решение всего в жизни или что жители Нижнего мира не несут добра.
И Руэри ничего им не сказал.
Новая встряска от столкновения с Королем-грифоном и упырями опять вытеснила сон, есть по-прежнему хотелось, но готовить что-то сейчас никто бы не стал. Дверь тихонько скрипнула, ткнулась мордой под руку, счастливо дрогнула от почесывания за ушами. Длинный мех ее в свете домашней лучины напоминал тонкие щепки — Экк постарался, заколдовывая необычное создание.
За окнами, где ночь перевалила уже за вторую половину, внезапно полыхнуло — столб желтого яростного огня поднялся в небеса от того края деревни, где находился дом Эгни Старого. Мама ахнула и прижалась к папе, Руэри покрепче перехватил Дверь, подвинувшись так, чтобы спиной упираться в ногу лежащего ши.
Пламя взревело, этот звук долетел, как долетает гром дальней грозы, взревело и опало, делая черноту осенней ночи еще более мрачной.
В доме воцарилась тишина, но более ничего не нарушало покоя колдовской ночи. Король-грифон тоже не появлялся.
Мама шумно перевела дух, решительно хлопнула по столу руками и отправила всех готовиться ко сну. Попыталась выгнать Дверь на улицу, но тут за нее вступился Руэри, настаивая, что Дверь — собака домашняя!
Ему стало очень страшно, представилось, что добрая и умная собака пропадет вместе со всеми, если оставить ее на улице. Самхейн, конечно, дотянется до каждого, в доме или вне дома, но внутри стен все одно было безопаснее.
Они устроились отдыхать всей семьей, мама с папой — у себя, Руэри с Дверью — у себя. Собака ласково сопела в ухо, сидя возле кровати, устроив голову рядом с подушкой мальчика.
Руэри обещал себе, что не уснет, только притворится, чтобы не волновать маму, а сам будет смотреть за Экком, чтобы ши выспался, а не пропал, благо, его темную спину было хорошо с места Руэри видно…
Из темноты сна его выдернуло осторожное движение и шепот как раз со стороны ши. Руэри постарался не сбиться с ритма дыхания, приоткрыл один глаз.
В рассветных сумерках Король-грифон сидел возле постели Экка почти так же, как Дверь у Руэри, разве что голову рядом не сложил. Наверное потому, что они общались.
— …мне страшно за тебя, мальчишка, твои развлечения похожи на особенно сложный способ самоубийства, — покачал осуждающе головой, не переставая поглаживать младшего по волосам.
Экк фыркнул, веселясь и не принимая тон старшего, тон своего короля!
— Не преувеличивай, Король-грифон, — обращение прозвучало очень тепло, так обычно обращаются к родственникам. — Не преувеличивай, дед, все не так плохо.
Руэри почувствовал себя очень глупым и маленьким: ну конечно, дед! Они похожи! Не внешне, но похожи! Оттого и смотрел Экк на короля тогда, как маленький на взрослого, оттого и приходил Король-грифон по первому зову своего внука! Потому и волновался из-за упырей!
— Не преувеличивай?! «Все не так плохо»! Все еще хуже! Упыри! Проклятья! Ведьмы и их детишки! А если кто-то из них додумается, что настоящий тут один ты? Нет, я не спорю, придумал блестяще, у тебя есть толпа, в которой можно потеряться, хорошие декорации, приличный фон!
Теперь становилось понятно, почему волшебный народец иногда был бесплотным, а иногда вел себя, будто повинуясь единой воле. И эта воля принадлежала не Королю-грифону.
— Ты не прав, дед, ты тоже настоящий, пусть хоть на сегодня, — голос Экка звучал печально. — Самый настоящий.
— Если ты впредь догадаешься меня позвать, воронёнок, я смогу прийти снова, — старший ши покачал головой печально. — Как же ты один, мальчишка?..
Руэри вспомнил, как печально Экк рассуждал о невозможности жить без своих сородичей, когда настаивал, что Руэри с родителями надо остаться в деревне. Сердце сжалось: если он сам все это время был один… Руэри хватило пары дней в пустом мире, а Экку приходилось быть одному, судя по всему, уже давно.
— Не так плохо, дед, не волнуйся, не так плохо, — привстал с усилием на локтях, приподнялся, обнимая Короля-грифона. — Скоро рассвет, ты пропадешь, только не забывай меня, дед, и я тебя опять позову.
— Ох, мальчишка, какой же ты у меня мальчишка! Незабываемый мальчишка!
— Я тоже люблю тебя, дед, спасибо за все, — Экк отстранился, заглядывая в лицо яростного ши.
Из окна вытянулся первый рассветный луч, уткнулся прямо в спину Короля-грифона, высвечивая под бело-голубой мантией что-то темное, больше всего похожее на камень. Свет перекрасил фигуру старшего ши в черный, а потом мир колыхнулся, будто все происходило под водой — и на его месте рассыпалась черная взвесь, словно потревоженный ил.
На Экка свет пока не падал, но ши все равно не боялся, потер глаза, стирая так и не показавшиеся слезы, откинулся на лавку опять, перелег спиной к Руэри. Солнце дотянулось до темной куртки, Руэри затаил дыхание, готовясь вскочить, чтобы успеть поблагодарить Экка за все, прежде чем он пропадет…
Против ожиданий, Экк растворяться не спешил, а вот чернота его одежды поползла вниз, стаивая, сходя с лоскутного разнообразия куртки, покидая волосы Экка, тут же встопорщившиеся, будто взъерошенные перья. Сам ши переложил ногу за ногу, уткнулся в свернутый плащ Короля-грифона лицом и опять заснул.