Руэри полюбовался на отчетливо разномастную спину, погладил, успокаиваясь, Дверь по голове, устроился поудобнее на своей собственной кровати в своем родном доме и уснул.
Утро третьего месяца осени началось для Руэри с тихого аханья мамы, с утра изумленной легендарной фигурой Лоскутного Ловчего на собственной лавке возле печки. Притом, что первое число ноября вроде как не считалось временем волшебства. Дверь озадаченно скрипнула от кровати Руэри, усугубляя впечатление, и теперь ши завозился, просыпаясь. Как стало заметно, пока он с трудом усаживался, плащ Короля-грифона тоже пропал.
— О, простите, Рионнан-травница, я злоупотребил вашим гостеприимством, утро уже было, а я, — особенно протяжный зевок и наполовину закатившиеся глаза, — а я не исчез.
— Вы?! Так вы? Лоскутный Ловчий? — мама все никак не могла отойти от удивления.
— Хм? — Экк вытянул руку, оглядывая рукав, вздохнул и пригладил беспорядок на голове. — Да, в ваших краях меня знают под этим прозвищем. Рыжий король вчера чуть не совершил глупость, мне пришлось спрятаться, а потом я забыл, что спрятался.
Экк пожал плечами, опять зевнул, покачнулся вперед, на что мама мягко толкнула его назад.
— Спите, вы устали, просто спите! Здесь вам не причинят никакого вреда! — отношение мамы к Экку явственно изменилось, Руэри был рад и хотел узнать, отчего, но ши успел раньше.
— Позвольте спросить, в чем причина такой доброты? Вчера я понял так, что стесняю вас одним присутствием…
— А сегодня я поняла так, что вы меня еще и полечили, пока несли на руках! — мама правда светилась своим особым рыжим светом. — Вы спасли меня, мужа и обоих наших сыновей. Оставайтесь, отдыхайте!
Больше Ловчий не задавался вопросами и не выяснял причину, улегся обратно и уснул. Дверь прискрипела к нему, поддела плоской мордой, закатывая с лавки на себя, а потом удалилась гордо, скрываясь за печкой. Руэри заинтересовался, к чему этот спектакль, когда в дверь постучали первые посетители. Жители деревни спешили убедиться, что Рионнан-травница жива и свободна, как и обещал вчерашней волшебной ночью Король-грифон.
За постоянными гостями время обеда подошло незаметно, очень хорошо, что некоторые являлись с гостинцами, оставшимися от вчерашнего праздничного ужина: с пирогами и пирожками, кашами с заправкой и даже мясными блюдами. Многие чувствовали свою подспудную вину за то, что Рионнан с семьей чуть не извели по навету, а никто и не подумал вступиться.
После обеда, собранного из разных блюд, соседи повели их полюбоваться на то, что осталось от земли Эгни Старого. Забора не было, отчего пустырь выглядел особенно странно, дом пропал, на его месте зияла глубокая воронка взрытой земли, и весь участок смотрелся так, будто тут бушевал настоящий неистовый пожар.
Очевидцы утверждали, что явившийся из ниоткуда Король-грифон первым делом пробил забор, попросту пройдя сквозь доски, выламывая их своим телом. Самые смелые заглядывали в пролом, а теперь баяли, округляя глаза, что вокруг дома Эгни металась маленькая темная тень, которую изловил когтями сам страшный ши. Там же, возле крыльца, поговаривали, сидел связанный староста. Что произошло потом, не рассмотрел никто, но все сходились в одном — столб желтого свирепого света взревел, как пламя, пронизал весь участок, поднялся в небеса и дотянулся до звезд.
А потом тут не осталось никого и ничего. Справедливость Короля-грифона была яростна и опасна в той же степени, что и он сам.
Руэри был согласен, стоило вспомнить тяжесть взгляда или руки яростного ши, всякие сомнения в его свирепости и кровожадности пропадали. Удивительным на таком фоне было, что при всех своих замашках Король-грифон умел держать себя в руках: кроме упырей и бывшего старосты, от его жестокой справедливости никто не пострадал.
На площади после обеда начались выборы нового старосты. Дом прежнего, с красноречиво выломанной дверью, напоминал о присутствии рядом власти неумолимой и волшебной, поэтому желающих заступить на место Эгни Молодого было мало. Кто-то выкрикнул, забавляясь, имя отца, поэтому они поспешили уйти с площади, постаравшись свести дело к шутке.
Дома их поджидали остатки обеденного пиршества, уют, вернувшийся как по волшебству, скрипнувшая приветливо Дверь и недавно проснувшийся Экк. Пусть имя это не было настоящим, для Руэри Ловчий все равно оставался Экком.
— Я еще раз прошу прощения и благодарю за приют, не спал в настоящих кроватях уже лет сто пятьдесят, — посмотрел на отодвинутые тарелки с отстраненным интересом, еле оторвал взгляд, но встал, отворачиваясь. — Мне уже пора…
— Когда ты поешь, — папа надавил на плечи ши обеими руками, опять устраивая его на лавке. — Наверное, и питался нормально ты тогда же!
— В чем-то вы правы, — ушки пошевелились смущенно, — мне не хотелось бы вас, однако, объедать, — и с удивлением воззрился на всунутую в руку ложку.
— Мы многим вам обязаны, — мама сохраняла вежливый тон, — хоть подкрепитесь напоследок, служба у Короля-грифона, похоже, не подразумевает особого удобства для жизни. Если вообще не несет опасности! Даже если вы родственник!
Экк улыбнулся, не отрицая и не соглашаясь, и разговор дальше потек более мирно. Руэри рассказывал, как он придумал план, позвал друзей, оказавшихся упырями, как встретил Экка и получил помощь, как они сражались и выигрывали…
Мама ахала, папа ворчал и ругался, Экк молча ел, Дверь поскрипывала, уложив морду на колени Руэри. И никто из волшебных созданий не торопился исчезнуть.
После ужина, когда настала пора прощаться, отец уточнил у Экка:
— А что вы с королем имели в виду, когда заглядывали в глаза нашему сыну, решая, помогать нам или нет? — папа пожимал руку ши и пока не выпускал из захвата.
Экк посмотрел на задержанную ладонь, улыбнулся — и Руэри припомнил, что ши гораздо сильнее человека. Тем страннее прозвучал необязательный с его стороны ответ:
— Мы оба увидели в глазах Рыжего короля то, что давало вам надежду. Ваш сын станет новым старостой, чуть позже, чуть взрослее, — изумрудные глаза затуманились, — новым, настоящим старостой, признанным королем этих мест, а под рукой настоящего, доброго Рыжего короля, расцветет ваш край. Потому что король-колдун иногда к лучшему!
Все оторопели.
Дверь вопросительно скрипнула.
— К тому же мне хотелось, чтобы храброе сердце Рыжего короля не болело, — Экк почесал нос, бросил взгляд на собаку, осторожно освободил ладонь из папиного захвата. — Дверь хочет остаться с вами, вы приняли решение?
Мама потрясла головой, потрясенная новостью, и прижала Руэри к себе плотнее. Папа тоже молчал, поэтому Руэри сам поторопился сказать:
— Да! Да! Приняли! Дверь остается у нас! Теперь у нас будет самая настоящая собака!
— Это хорошо, — ши присел на корточки, протянул руку, чтобы по-мужски попрощаться и с Руэри. — До следующего Самхейна, Рыжий король. А если стрясется что-то не благое, приходи на болото и позови Лоскутного Ловчего, я приду к тебе на подмогу.
— Лучше я позову Экка, можно? — потряс руку, а потом отстранился от мамы и приник к ши в объятиях. — Спасибо тебе за все! Не пропадай совсем!
— Не пропаду, ты же знаешь, я не очень пропащий, на меня рассвет не действует.
Мама фыркнула, отец наконец очнулся, все с облегчением посмеялись, помахали уходящему ши вслед, провожая его взглядами до кромки сумеречного леса. Постояли еще, повздыхали, по-новому видя день, ночь, свою жизнь, изменившуюся, выправленную к лучшему за столь короткий срок. Главным чудом случившегося было спасение и полное оправдание. И это чудо никуда не собиралось деваться.
Истинная правда — настоящее волшебство не исчезает с рассветом.