• Вот так. Я добился, чего хотел. Он жив. По крайней мере, дышит, хотя еще находится в коматозном состоянии. Тем лучше для меня! Чудесная дозочка замечательного марафета поможет мне в одиночестве отпраздновать успех. Очень надеюсь, что он выживет, по крайней мере доживет до приезда Жюстин, которая сейчас в Монреале. И конечно, до возвращения Кальяри, который пока еще в Германии. Сгораю от нетерпения взглянуть ему в глаза.
• С позавчерашнего дня встает, делает несколько шагов, но все еще очень слаб — метра три пройдет и отключается. Пока мне его приходится кормить с ложечки как ребенка (овсянкой). Боюсь, надо будет продолжать в том же духе, об этом можно судить по небольшому эксперименту, который я сегодня поставил. Он очень любит шоколад, поэтому я дал ему в руки шоколадку, чтобы посмотреть, что он с ней будет делать. Он, видимо, хотел положить ее себе в рот, но вместо этого чуть не повредил ею себе глаз. Тут у нас небольшая проблема с координацией движений. Будем надеяться, она разрешится сама собой, потому что…
Ксавье стало вдруг необычайно стыдно. Он перевернул несколько страниц не читая, потом наткнулся на слова: …и из-за тех гормонов, которые я должен ему вводить, у него возникло некое подобие женской груди, хотя, конечно, она совсем небольшая, не больше, чем у тринадцатилетней девочки, но если так будет продолжаться… — и пролистал еще часть страниц.
• Случилось очень неприятное происшествие. Сначала произошел несчастный случай у причала: контейнер с тысячей книг сорвался с крана и убил лошадь старьевщика. Единственное, что оставалось делать, — это отвезти ее на бойню, но было воскресенье, а грузовик можно было вызвать только на следующий день. Но убрать тушу с солнцепека нужно было во что бы то ни стало. Поэтому лошадь пришлось оттащить в помещение склада, непосредственно примыкающее к нашему. От нас туда можно попасть через окно без рамы, точнее, через прямоугольную дыру в стене, которая ничем не прикрыта. Мне и в голову не пришло по этому поводу волноваться, но после той встречи с Жюстин, — встречи, надо сказать, неприятной, в чем-то, я бы даже сказал, грубой, когда мы не смогли сдержать чувств и она расцарапала мне щеки и плюнула в лицо, должно быть, в благодарность, как и подобает доброй христианке, каковой она себя считает, — вернувшись назад, я нигде не мог найти Винсента, и со мной чуть инфаркт не случился. Я мрачно перебирал в голове все имевшиеся в моем распоряжении возможности, когда услышал странные чавкающие звуки, как будто кто-то помешивал что-то липкое и склизкое, а потом начинал задыхаться. Войдя в соседнее складское помещение, я увидел…
Ксавье прервал чтение. От охватившего его панического страха у него на висках выступил липкий пот и начался сильнейший приступ кашля. Он далеко отшвырнул блокнот и дал себе зарок, что больше не прочтет ни единой строчки. Но ничего не смог с собой поделать.
• …от того зрелища, что я увидел, меня вывернуло наизнанку, хотя такое случалось уже не в первый раз. Я обнаружил, что Винсент по пояс влез внутрь лошадиного брюха, которое он разодрал собственными руками, и жрет сырые лошадиные внутренности. Мне пришлось вытаскивать его оттуда за ноги, потому что иначе он бы там задохнулся. Крайне неприятное зрелище. Рот его был набит, переполнен, весь до самого пояса он был перепачкан густой кровью, и при этом выл и стонал как умалишенный. Еще в течение часа он находился в состоянии такого возбуждения, какого я раньше у него не наблюдал. Обычно, когда он начинает проявлять беспокойство, я успокаиваю его шоколадом. На этот раз шоколад не сработал. Мне пришлось его угомонить сильной дозой морфия. Всю ночь боялся, что сердце у него остановится и он не выживет. Но, к счастью, на следующий день…
• Я очень удивился, когда он заговорил, — к нему вернулся дар речи, и я по этому поводу очень смеялся. Потому что вернулся к нему язык Мольера — как вам это нравится! Но я ведь себе обещал обходиться без сантиментов. Тем не менее я к нему все равно все больше привязываюсь.
• …в этом отношении. И поскольку он сочетает в себе почти в равной пропорции части поименованных индивидуумов (я отметил все их имена): Константин, Станислав, Альберт, Винсент, Елена (поскольку ему были нужны гормоны), я решил назвать бывшего Винсента К С. А. В. Ь. Е. — совсем неплохая мысль, особенно если принять во внимание мою детскую одержимость анаграммами. (Чтобы он не забыл свое имя, я написал его ему на запястье несмываемыми чернилами.) Я сам поражаюсь тому, что он продолжает оставаться единым целым. Благодаря ему я недавно смог убедиться в том, что память наша размещена не только в мозгу. Например, «Ксавье» каким-то образом сохранил — естественно, отрывочно и разрозненно — отдельные воспоминания из жизни Альберта, хотя от него он заимствовал только печень и легкие. И тому подобное. Потрясающие перспективы для будущих исследований.
• Как он сам себя воспринимает? Как он приспосабливается к своему нынешнему существованию? Что он думает о том, откуда он появился, какие мысли бродят в его голове о его происхождении? Он, конечно, еще не в состоянии (изменится это когда-нибудь? есть некоторые основания на это надеяться) ответить на вопросы такого рода, если бы я стал ему их задавать, но пока я не собираюсь его об этом спрашивать (опасаюсь регрессии или коллапса). Правда, недавно было одно происшествие, которое может пролить свет на эту проблему. Я искал здесь что-то в своих бумагах и обнаружил, что пропали некоторые фотографии, долгие годы лежавшие в одном из отделений моей сумки. В частности, снимки Жюстин, когда нам было по двадцать лет. Не могу сказать, что каждый день только и делаю, что любуюсь ими, но внезапное исчезновение фотографий показалось мне странным, потому что я был совершенно уверен в том, что никуда их не перекладывал. Вскоре я обнаружил, что Ксавье прячет их у себя под подушкой. (Значит, он в мое отсутствие рылся в моих бумагах? То есть он на это способен?) Через пару дней ночью я услышал в его углу какое-то шебуршение. На цыпочках, чтобы он ничего не заподозрил, пошел посмотреть, что там происходит. Ксавье включил ночник, стоявший рядом с кроватью, где он сидел, и рассматривал снимки, причем так пристально, что это меня встревожило. Даже с того расстояния, которое нас разделяло, я увидел, какую именно фотографию он рассматривал. Это был ее портрет, на оборотной стороне которого она написала: «Сестра твоя Жюстин». Он смотрел на него с любовью и печалью, как смотрят на лицо умершего близкого родственника. (Могла ли это быть та доля Винсента в его теле, которая привела его в такое смятение при взгляде на этот портрет?) Скоро я заметил, что по щекам его текут слезы. Отчасти с этим связано еще одно обстоятельство: когда я въехал на этот склад, там, на полке валялась цветная брошюра типа туристической рекламы, расхваливающая красоты Будапешта — «сокровища Венгрии». Понятия не имею, откуда она могла там оказаться. Но факт остается фактом — Ксавье постоянно разглядывает этот рекламный проспект как завороженный. Как-то я обратил внимание на то, что, когда он его рассматривает, на лице у него возникает такое же выражение любви и привязанности, какое было у него несколько дней назад, когда я застал его с фотографией Жюстин в руках. Как только он заметил мое присутствие, тут же скрытно бросил брошюру под кровать, как будто я застал его врасплох за каким-то предосудительным занятием.
• Вот уже несколько дней мне кажется, что Ксавье что-то задумал. Он говорит, что его фамилия Мортанс (как, черт побери, ему такое могло в голову прийти?), что у него есть сестра по имени Жюстин, которую он вынужден был покинуть, потому что его выгнали из Венгрии! То есть он все это как-то раздувает, наворачивает, выдумывая собственную жизнь. Это просто прекрасно, но вместе с тем приводит меня в ужас.
• …и я видел, что такое уединенное существование стало его страшно тяготить. Он неустанно шагал вдоль стен, потом ходил кругами, стучал в дверь склада. Но о том, чтобы он отсюда ушел, не могло быть и речи. По крайней мере, не теперь. Прежде всего он был еще очень слаб, а кро-ме того, он совершенно не приспособлен к самостоятельному существованию. Нам надо было ждать возвращения Кальяри из Германии, которое все откладывалось. Так вот, вернувшись в тот день в наше помещение, я увидел, что Ксавье каким-то образом удалось выпутаться из тех веревок, которыми я его связал (мне приходилось это иногда делать, когда он был в возбужденном состоянии), ион там переколотил и перепортил все что мог — мой хирургический инструмент, мебель, фляжку мою, — а сам без сознания растянулся на полу, как мешок с картошкой. Он, несомненно, чего-то наглотался, одежда его была испачкана блевотиной. В уголках рта виднелись ссохшиеся остатки пены буроватого цвета. Я оттащил его бесчувственное тело на кровать. У меня не осталось ничего, что-бы ему помочь. Как я уже говорил, Ксавье разрушил все что мог, и мне пришлось идти в аптеку, чтобы снова все покупать. Мне в голову не пришло запирать дверь склада на висячий замок. Когда я вернулся, его и след простыл. Ксавье сбежал. Бог знает, где он может быть теперь. Это беспокоит меня особенно еще и потому, что несколько дней назад в отдельных важных органах его тела появились некоторые признаки разложения тканей, и я очень боюсь, что этот процесс необратим…