Другая опасность, которая угрожает последним колониям каланов, — это, без сомнения, браконьерство. Очень серьезная проблема! Официальные декреты об охране этого вида на самом деле всего лишь листки бумаги, так как средства защиты животных неудовлетворительны.
Как и во всех подобных делах, кредиты, предназначенные для защиты животных, весьма недостаточны, в то время как наказания, воздаваемые нарушителям, никого не выбивают из колеи: чтобы нарушитель „схлопотал“ максимум ответственности, оговоренной законом (1000 долларов штрафа или 6 месяцев тюрьмы), его надо применить тут же. Но, насколько я знаю, несмотря на достоверное число случаев браконьерства, подобного прецедента еще не было. И по сей день каланов стреляют на берегах залива Морро (к примеру)… И если это не охотники, ведомые жаждой нажить небольшое состояние на черном рынке недозволенной продажей меха, то это разъяренные ловцы морского уха, у которых „отобрали их раковины“; либо это любители кровавых боен, для которых нет большего удовольствия, чем убить редчайшее животное пулей или подводным ружьем… (В Арктике изрядная доля каланов убиты не столько настоящими торговцами мехом… сколько просто охотниками за доверчивыми тюленями — охотниками, неспособными отличить одно водное млекопитающее от другого!)
В конце концов загрязнение и браконьерство, может быть, не были бы столь страшны для калана, если бы к нему не прибавилась все расширяющаяся сфера человеческой активности, в особенности туризм. Вот уж что наверняка сведет на нет последние колонии каланов, так это бетонные стены по берегам, новые порты для туристских нужд и всевозможные производства, на алтарь которых некоторое число каланов-неудачников уже возложило свои головы.
Я уж не говорю о полном оскудении экосистем, необходимых для этих морских хищников. Если соберут всех моллюсков единственно для выгоды человека, если перепашут все дно морское тралами, или если, о чем уже стоит вопрос, перейдут к промышленной заготовке келпа для нужд сельского хозяйства и индустрии — это приведет к потере последней надежды на выживание калана как вида».
В аппарате с замкнутым циклом дыхания
Я должен сознаться, что пессимистические высказывания Джуда Вандевера, здесь, на борту „Оршиллы“, в нескольких милях от станции Гопкинса, были подобны холодному душу.
Но все же это лучше, чем отступить. Не всегда борьба венчается поражением.
Экологическая битва — дело сложное: тысячу раз потеряешь, тысячу раз начнешь сначала, однако во имя будущих поколений мы должны вести ее беспроигрышно. Мы должны сделать это для самих себя.
Джуд Вандевер согласен с этим полностью. Большая часть его жизни ушла на поиски средств спасения последних каланов, и уж его-то никак не упрекнешь в пораженчестве… Попросту ученый не может опираться только на свои чувства: реалисты должны смотреть правде в лицо.
Интересно, что же хочет сказать мне, именно сейчас, пока я объясняю все это, калан, который смотрит на меня из водорослей метрах в двух от нас…
Ныряльщики „Калипсо“, которые были уже наготове, спускаются в воду. Мгновенная реакция: каланы, еще секунду назад настроенные вполне добродушно, разбегаются в разные стороны. Действительно, до сих пор ныряльщик был их заклятым врагом — он приходил со своим подводным ружьем, чтобы истреблять их. Первый раз каланы имеют дело с посетителями без оружия — но их право на недоверие к человеку вполне законно.
До определенного момента, однако. Есть еще одно обстоятельство.
Нам понадобилось некоторое время, чтобы понять, что вид и шум пузырьков воздуха из наших аквалангов привлекает их и отпугивает одновременно. Если мы действительно хотим приблизиться к каланам в их среде, нам следует найти для этого какой-то другой, более спокойный способ.
Пока пловцы поднимаются на поверхность с пустыми раковинами морского уха — каланы отбросили их, после того как оторвали моллюсков от подводных скал и съели их плоть, — я говорю себе, что существуют лишь два способа приблизиться к каланам, поиграть в прятки среди морских водорослей с этими застенчивыми клоунами — либо аппарат с замкнутым циклом дыхания либо ничего.