системе валентность. Но для того чтобы родился смысл, нужно, чтобы был хотя бы один из членов
оппозиции. Если же его нет, то и отсутствия другого члена также никто не увидит. Оппозициональное
отсутствие становится значимым только в присутствии какого-то присутствия, его выявляющего.
Субстанция плана выражения как раз и обеспечивает очевидность присутствия. Значимо то, что относится к
"emic", но носителем значимостей всегда служит "etic". Или, лучше сказать, пустое пространство между
двумя сущностями, которых нет, обретает значение только в том случае, если все три значимости — "да",
"нет"' и пустое пространство между ними взаимообусловливают друг друга.
Отсутствие, о котором говорят структуралисты, касается двух факторов: 1) неважно, что стоит за "да"
или "нет", важно, чтобы сущности, замещающие собой эти валентности, сопрягались друг с другом, 2) как
только сказано "да" или "нет", это "да" или это "нет" обретает свой смысл только ввиду отсутствия другого
элемента. Но что во всей этой механике значимых оппозиций в конечном счете главное, так это то, что она
дает нам систематическую возможность узнавать то, что есть, по тому, чего нет. Структуралистское
отсутствие говорит нам о том, что на месте того, чего нет, появляется что-то другое.
А коль так, то лингвист (или шире, семиолог) не обязан задаваться вопросом о том, что это за
"присутствие" и что это за "отсутствие" способы ли это мышления или всего лишь гипотезы о способах
мышления. На уровне "etic" это МАТЕРИАЛЬНЫЕ факторы. Но философ, к примеру Лейбниц, неизбежно
задается вопросом, не связаны ли эти присутствие и отсутствие с присутствием Бога как полноты бытия и
отсутствием Бога, то есть с Ничто.
И если все это так, то уместен вопрос а не существует ли еще что-то, что могло бы объять оба полюса
этой диалектики?
Богослов не затруднился бы ответом: в божественном уме никакой диалектики присутствия и
отсутствия нет Бог — полнота собственного бытия. Он весь — присутствие. Именно потому божественное
понимание не предполагает развития и Богу неведомы проблемы коммуникации: все сущее в единый миг
объемлется. Его взглядом (и ангельским умам тоже в какой-то мере дается эта привилегия — обнимать мир, причащаясь творящему видению Бога. Почему человек сообщает? Именно потому, что он не в состоянии
охватить все единым взглядом. И поэтому есть вещи, которых он НЕ ЗНАЕТ, но о которых
14
ему нужно СКАЗАТЬ. Недостаточность познавательных способностей и превращает коммуникацию в
чередование того, что мы знаем, с тем, чего мы не знаем. А как вообще может быть сообщено нечто
неизвестное? Противопоставления и различения и заставляют неизвестное всплывать из глубин неведомого.
Но тогда — и этот вывод так очевиден, что к нему не могли не придти все западные мыслители от
фламандских и поздних немецких мистиков до Хайдеггера, — коммуникация существует не потому, что
мне все известно, но потому, что есть вещи, МНЕ НЕИЗВЕСТНЫЕ. И не потому, что я есть все (как Бог), а
www.koob.ru
потому, что я не Бог. То, что составляет меня как человека, так это то, что я не Бог, это моя отделенность от
бытия, моя ненаделенность полнотой бытия.
Человек должен мыслить и сообщать и вырабатывать свой подход
к реальности, потому что он ущербен и обделен. Он наделен обделенностью. Он и есть эта нехватка, рана, beance. Зияние. У Платона на этот счет есть понятие /opiauoc;. Что такое ^(opicr^ioc? Словарь дает
"различие" или "отделение". Это различие по местонахождению в пространстве (^(ора). В том смысле, что
сущее и Бытие различаются по месту. Вспомним об "изначальном месте": это то место, где поме щается
Бытие. Но мы-то не там. Мы всегда в ДРУГОМ МЕСТЕ.
Это "другое место" и есть отсутствие бытия, которое обязывает нас задаваться вопросами и отвечать.
Не то чтобы мы общались, используя оппозициональные различия как инструмент. Но мы общаемся,
"говорим" именно потому, что мы онтологически укоренены в различии.
Эти платоновские мотивы подхватывает Хайдеггер и приходит к радикальным выводам в "Was heisst Denken?". Если в диалектике Присутствия и Отсутствия я — на стороне отсутствия, то я могу описывать
присутствие, только "показывая" его. Всякий философский дискурс исходит из Отсутствия. В лучшем
случае, как это и происходит у Хайдеггера, мышление должно быть мышлением этого учреждающего меня
различения, в котором я познаю Отсутствие, которое я и есть, а не Присутствие, от которого я по существу