— Я же говорил тебе, Желтоголовый: у нас тут нет ничего странного или необычного. — КамЛут, как и многие другие, уже усвоил привычку обращаться к Лотару по прозвищу. — У нас и не может быть ничего необычного, мы живем тихо и никого не трогаем.
— Но и нас не нужно трогать, — поддакнул ему толстенький Дро. — Иначе…
Что дальше нужно говорить, он не знал. Взглянув на него, Лотар убедился, что отец двух красавиц изрядно нагрузился и пребывает в самом радужном настроении.
— Ну, не уверен, что мы очень уж сильны, — вдруг усомнился Афис. — Ты вот, Дро, когда последний раз доспехи натягивал на свое брюхо?
Дро сосредоточенно похлопал себя по животу, попытался честно припомнить, когда доспехи попадались ему на глаза, но не сумел, и со вздохом ответил:
— Давно.
— Вот так-то, — словно он доказал что-то, подвел итог содержательному разговору Афис.
Лотар хмыкнул. Лицо его стало настолько отрешенным, невыразительным и таким нездешним, что все, кто это видел, умолкли. Словно в теплом, ярко освещенном зале на мгновение пахнуло ледяным ветром опасности. Кое-кто даже попытался закрыть лицо.
Лотар повернулся к Сухмету и, ни на кого не обращая внимания, спросил:
— Сухмет, может ли Жалын изменять свою внешность?
Восточник, зная, что с Лотаром происходит что-то очень важное, даже не притронулся к еде, только глотал слабое ячменное пиво. Он ответил мгновенно:
— Он способен мимикрировать под любого из нас. С точки зрения подражательной магии, способность маскироваться — лишь функция времени, а времени у него — хоть отбавляй.
Так, подумал Лотар. Значит, их враг может быть где угодно.
— А он способен усваивать психологию и даже пластику тех, под кого подстраивается?
— Любой психологический портрет для него — открытая книга, а что касается способности двигаться… Он настолько превосходит физическими кондициями любого из тех, за кого себя выдает, что ты не отличишь его и от молодого человека, если даже устроишь с ним кулачный поединок.
— Гром и молнии, о чем вы говорите? — спросил Афис. — А ты, старик, имеешь в виду кого-то конкретно? Тогда назови его имя, а не прячь свои обвинения под странными и непонятными словами.
— Мы не готовы никого обвинять, Афис, — ответил ему Рубос. — Может, до этого вообще не дойдет.
— Тогда в чем дело? И что за этим последует?
Лотар чувствовал, что решение совсем рядом, настолько близко, что вот-вот появится… Или не появится вовсе, как бывает у каждого, кто пытается решить проблему, которая сложнее своего исследователя.
Лотар сосредоточился. Вот сейчас, вот-вот… Нет, пока еще нет. Рубос тем временем заговорил:
— А за этим, дорогой Афис, если я правильно понимаю, может последовать удивительнейшее событие… А может, ничего не последует.
Ничего. Да, это они уже знают, два дня они провели здесь, ничего не обнаружив.
И вдруг Лотар понял, что нужно делать. От облегчения он даже откинулся на спинку резного стула. Потом, конечно, сообразил, что его идея может и не сработать… Но предчувствие уже твердило ему: сработает!
Словно откуда-то издалека до него донесся голос Дро КаФрама:
— Если носить доспехи — единственное, на что должен быть способен мужчина, то откуда берется все остальное — пиво и мясо, дети и урожай? Ну, пусть кто-нибудь мне ответит!
С другого конца зала донесся мягкий, журчащий девичий голосок. Кажется, это была Бетия, черноволосая, чернобровая красавица с повадками дикой кошки.
— Когда обнаруживаешь, что мужчину интересует только урожай, а не то, что ему предшествует, остается возблагодарить Демиурга, что не все они таковы.
Смех разлетелся по залу, как плеск крыльев голубиной стаи.
Лотар потянулся к своей кружке, попробовал. В ней было очень крепкое пиво, пронизывающее и тяжелое, как крик голодного хищника на рассвете, как запах трав, дурманящих рассудок. Лотар знаком подозвал слугу, но, когда тот подошел, забыл, о чем собирался попросить.
— Сухмет, давай рассуждать последовательно. Если я ошибусь, поправь меня.
— Принеси моему господину воды, — сказал Сухмет слуге, потом повернулся к Желтоголовому: — Я готов слушать, господин.
Лотар собрался, как перед поединком с незнакомым противником, который мог оказаться искусней его в бою.
— Почему мы так легко определили первую линзу?
— Мы таскались по всему Переднему Востоку, — буркнул Рубос, — ничего себе легко!
— И тем не менее мы без труда вычислили эту точку. Как только Купсах нарисовал три линии, мы…
— Я нарисовал их под диктовку, сэр, — отозвался Купсах. Оказалось, он тоже слушал.
— Что думаешь об этом, Сухмет?
Восточник принял из рук подоспевшего слуги кружку, заглянул внутрь, потому что Лотар в таком состоянии мог, не глядя, проглотить и расплавленное олово, успокоившись, поставил воду на стол и ответил:
— У нас были следы мыслей незащищенных людей. А когда мы столкнулись с людьми защищенными, вовремя подвернулась позолоченная статуя Боллоба.
— Правильно. Только это были еще и заряженные люди — запрограммированные, одураченные, так или иначе находящиеся под пятой того, кто собрал, заставил оснастить и направил эти армии на Запад. Именно его след мы использовали в поисках линзы. И боюсь, я несколько переоценил себя. Линза эта была спрятана гораздо лучше, чем казалось вначале, просто мы воспользовались хорошим следом… То, что мы не можем найти вторую линзу, доказывает это.
Сухмет напряженно следил за Лотаром.
— Допустим. Что из этого следует?
— Из этого следует, Сухмет, что сейчас у нас есть только один выход — воспользоваться тем же приемом. Определить направление и найти линзу с помощью человека, которого наш враг зарядил на зло.
Рубос растерянно осмотрелся, потом произнес:
— Но у нас нет тут такого человека. Посмотри, здесь лишь мелкие помещики, отошедшие от дел вояки да прибрежные мореходы… Если тут и есть кто-то, запущенный в этот садок врагом, как ты его называешь, мы его не знаем. А сам он вряд ли объявится.
— Сам он не объявится, это верно. Но ты не прав, Рубос, когда говоришь, что у нас нет тут такого человека. Такой человек у нас есть.
Сухмет вдруг откинулся назад, и на его обычно ироничном старческом личике вдруг появилось выражение восхищения.
— Значит, Санс! Ну, господин мой, ты придумал трюк, который даже Жалын не мог бы предусмотреть.
— Что это значит? — коротко спросил Рубос.
— Он хочет использовать Санса вместо компаса, — пояснил ему Бостапарт. Лицо юноши было неподвижно, но Лотар понял: Бостапарт и не сомневался, что Желтоголовый обязательно что-нибудь придумает.
— А разве это возможно? — с непонятной тревогой спросил Афис. — Это же чистая магия.
— Надеюсь, ты не возражаешь против белой магии, от которой не отказывается даже Астафий Задорский? — спросил его Рубос, поднимаясь.
— Если это нужно для дела, — с сомнением проговорил Афис. — Но мне придется присутствовать при этом.
Лотар поднял на него свои серые, как море перед летним штормом, глаза.
— Если мне будет позволено так выразиться, Афис, я даже настаиваю на этом. Потому что последствия такого эксперимента могут оказаться абсолютно непредсказуемыми.
Глава 29
Лотар стоял перед дрожащим от холода Сансом. К костру его не пускали, а спать на земле отдаленного северного острова стало уже холодновато. Лотар подумал, что нужно будет спросить, выпадает ли тут снег, — он так соскучился по снегу, — но потом понял, что просто тянет время. Ему очень не хотелось делать то, что они должны были сделать.
Сухмет стоял рядом и с тревогой всматривался в Санса. Он взвешивал, хватит ли у лейтенанта выносливости, чтобы выдержать рискованный эксперимент. Для юноши дело могло закончиться безумием, или смертью, или тем неведомым состоянием, которое Сухмет убежденно называл участью хуже смерти.
— Да-да, конечно, — говорил Санс, — я понимаю. И я, безусловно, согласен.
Он не понимает, решил Лотар и попробовал объяснить еще раз:
— Видишь ли, Санс, мы хотим сделать тебя таким же инструментом, каким тебя сделал некто, заложивший в тебя программу предательства. Это очень сложно, и может оказаться для тебя делом более болезненным, чем ты подозреваешь.