Он поднялся, и Бетия снова принялась бить его, но уже чуть-чуть слабее, чтобы он не потерял сознание, чтобы мог соображать, или двигаться, или… Зачем-то ей это нужно, тупо подумал Лотар, лишь в самом конце ослабив ее проникающий удар в область сердца, нанесенный из такого положения, из какого его невозможно было нанести…
Потом он снова поднялся, роняя на песок капли крови, смешанной со слюной, стекающей из челюсти, и приготовился к тому, чтобы умереть, тут-то он и понял, куда она гонит его своими ударили. А когда она в третий раз завалила его на песок, он уже не сомневался — она собиралась утопить его в янтарной скале, в Яйце Несбывшегося… Краем сознания он вдруг догадался, что тогда умрет с наибольшей пользой для Жалына, хотя непонятно, с какой именно.
И еще он заметил, что Сухмет, неподвижно лежа на песке, принялся что-то готовить. Знать бы что, подумал Лотар, оглядываясь на янтарный валун, который находился уже в десятке футов от его спины, попробовал бы помочь.
Теперь, когда его биозащита была пробита множество раз, когда он сам был измочален, как груша для отработки ударов, он чувствовал, что от янтарной скалы исходит странный, чуть кисловатый запах. Удивительно, подумал Лотар, как это я раньше не догадался, что можно воспринять эту штуку на запах? А на вкус?
— Скоро узнаешь, какова она на вкус, — ответила вдруг Бетия.
Неужели он заговорил вслух? Или она читает мысли?
— Знаешь, я не рвусь оказаться там.
— Тебя никто не спрашивает, Желтоголовый.
Она стояла над ним, подбирая ногу для последнего удара, чтобы втолкнуть его в эту ровную, блестящую, золотистую поверхность, от которой никто и никогда не может отлипнуть. Он вспомнил, как тонул в ней Санс, представил, как будет тонуть сам…
Но он знал, что своей мыслью маскирует то, что подготавливал Сухмет. Он думал об этом отчетливо и громко, приковывая к себе все внимание Бетии, заставляя ее успокоиться и стать еще более высокомерной, то есть хотя бы немного уязвимой…
Ее нога пошла чуть назад, чтобы удар был более размашистым. Она уже не очень торопилась. Она наслаждалась и готова была бить медленно, чтобы даже Сухмет мог это видеть во всех подробностях…
Оказалось, Сухмет этого и ждал. Он стремительно выбросил вперед руку. Жалын, который стоял в двадцати саженях, не ближе, выкрикнул что-то. А Лотар уже понял, что это и есть его последний шанс — нелепый, почти глупый, но единственный… И еще он понял, что именно должен сделать, чтобы все-таки не оказаться в этой прозрачной янтарной толще без дна.
Почти одновременно с презрительной усмешкой Бетии он поймал то, что Сухмет телепортировал ему. Это был Матрипост. Простой платок, который создает вокруг человека ровное течение времени, и даже самый быстрый противник, такой, как Бетия, не может преодолеть его слабую, очень ограниченную, но такую нужную для единственного движения защиту…
Нога ее двигалась теперь так медленно, что Лотар перехватил ее, как в учебном поединке, — намертво, за лодыжку. На лице Бетии появилось слабое, высокомерное удивление. Она еще ничего не понимала. Или соображать стала слишком тяжело, потому что для непривычного к Матрипосту бойца это внезапное замедление скорости и полный распад своих возможностей создавали, конечно, почти непереносимый стресс. Только и стресс развивался медленно — Лотар на это очень рассчитывал.
Он поставил ногу на ее живот и крутанулся через спину. И Бетия попалась. Она не смогла уйти от этого рывка, а когда поняла, что произошло, было уже поздно — ее плечо и часть ноги с чавкающим звуком врезались в янтарное Яйцо.
Она подергалась, пытаясь отлепиться, но это было невозможно. Лотар усмехнулся. Его рука тоже была почти до запястья утоплена в желтые запасы Несбывшегося, но он не очень переживал. Главное, что Бетия, кажется, теперь накрепко привязана и должна утонуть.
— Как ты это сделал? — Внезапно она поняла, что произошло, и завизжала: — Как я на это попалась?!
— Ну, это Матрипост, такой локальный замедлитель. Сухмет носил его с собой в выключенном состоянии, чтобы он не мешал своими полями. Но вот пришло время, и он сумел его включить… А я использовал. Если бы не этот платочек, ты бы, конечно, никогда на этот бросок не попалась. Ты — почти совершенный боец… — Помолчав, Лотар добавил: — Была.
Бетия снова подергалась, пытаясь высвободиться из янтарного плена. Но Лотар знал, что это невозможно. Да и она тоже это знала, надежда у нее осталась только одна. Она повернулась к Жалыну.
— Отец, — позвала она.
Жалын уже понял, что произошло. Бледный, с широко расставленными руками, он бежал вперед, совершенно потеряв голову от горя. Лотару на миг даже стало жаль его. Он не подозревал, что этот бездушный и старый, как мир, демон способен на теплые, живые чувства. Но делать было нечего. Это была война, и Лотар приготовился к следующему шагу.
Быстро нарастив на руке, погруженной в янтарь, твердую и непроницаемую, как хитин, корку, он сделал свою левую руку очень тонкой. Правда, она ослабела, но он надеялся, что левая ему больше не потребуется в этой драке. А для других драк он успеет ее восстановить…
Когда Жалын, что-то вереща от разочарования и ужаса, оказался рядом, Лотар кинул ему Матрипост, и снова добился своего. Движения Жалына, до того почти такие же совершенные, как у дочери, стали на миг замедленными. Ровно на тот миг, пока он отбивал платок, давая ему свободно упасть на песок. Но и этого было достаточно…
Лотар вырвал руку из своей затвердевшей кожи, словно вытащил ее из широкой и твердой перчатки, а потом прыгнул прямо, одновременно нанося сильный, крутящий удар Жалыну в затылок — толкающий его вперед, на эту скалу, способную все воспринять в себя без возврата.
Если бы Жалын не коснулся Матрипоста, он, без сомнения, увернулся бы. Но он пропустил этот удар…
Лотар приземлился на раскаленный песок спиной к обоим демонам, спиной к скале. Он не знал, достиг ли его удар цели, просто не почувствовал этого прикосновения ноги к затылку Жалына, потому что все его тело было одним сплошным куском боли. И прислушался, не поворачиваясь.
И лишь через десять долгих ударов сердца понял, что за его спиной царит мертвая, ужасающая тишина. Он повернулся. Жалын почти лежал на песке, но левое плечо и правое колено его находились в скале. Значит, он был приговорен к смерти так же верно, как Санс, попавший в эту ловушку, как многие существа, которых Жалын и до этого топил тут.
Бетия горящими от ненависти глазами смотрела на Лотара.
— Ты победил, Желтоголовый. Не ожидала, что так будет.
Лотар чуть усмехнулся разбитыми в кашу губами:
— Я и сам не ожидал. Ты и вправду очень хороша, Бетия. Мне жаль, что мы оказались врагами. Правда.
Тут он понял, что ноги не держат его больше, и сел. Прикосновение песка было невыносимо, но подняться Лотар не мог.
Бетия на миг прикрыла глаза.
— Лотар, в твоей власти еще спасти меня. Подними Акиф или свой меч и отсеки то, что у меня оказалось в этом плену… Взамен я готова дать тебе нерушимую клятву верности.
Сухмет что-то пробормотал. Впрочем, ему не нужно было даже говорить это вслух, чтобы Лотар уловил его идею.
— Нерушимую клятву ты уже дала — своему отцу. Ты не можешь давать другую. Мне очень жаль, Бетия, но…
Он отрицательно покачал головой. Бетия посмотрела на солнце, на отца, на Лотара.
— Это несправедливо, я не должна была проиграть! Отец, — с мукой в голосе произнесла она, — почему так получилось?
Лотар вздохнул:
— Ты проиграла по двум причинам. Во-первых, ты не научилась различать добро и зло, а это непозволительно для любого бойца — не знать, на какой стороне он дерется. А во-вторых, тебя не научили кланяться противнику.
— Кланяться — тебе? — Она фыркнула. — Много чести, Желтоголовый.
Лотар снова вздохнул:
— Если хочешь, Сухмет нашлет на тебя чары, и ты не почувствуешь, что тонешь в этом янтаре. — Он посмотрел на Жалына: — Я могу попросить его и для тебя, Жалын.
Демон всех времен поднял голову, его глаза были тусклыми, как оловянные бляхи. Он вряд ли понимал, что с ним происходит. Но все-таки проговорил: