Мне почему-то стало трудно вести дневник: нет больше силы писать о своих чувствах. Будь у меня близкий друг, я рассказала бы ему про все. Как написать здесь, что я стала «любовницей Джузеппе», — я чувствую, насколько это слово не подходит к моему чувству. Большая любовь…
Утром — музей Клюни. Слоновая кость. Зарисовывала. Потом читала. Ходила и радовалась, — живу.
Сегодня пятница, 15 апреля 1934 года. Мне двадцать лет.
Вещи и книги на моем столе, которые я люблю:
«Мечта» — Золя.
«Когда корабль…» — Жюль Ромена.
Жизнь Лафайетта.
«Имморалист» — Андре Жида.
«Критика чистого разума».
«Полковник Брамбль» — Моруа.
«Если зерно не умрет» Жида.
Стихи Верлена.
Часы.
Фотография.
Фисташка.
Тетрадь в флорентийской коже.
Русско-французский словарь.
…Сена со стороны Лувра, между мостами Сен-Пер и Рояль (это как мост), трагична. Чернота, зыбь, огни. Несколько причудливых деревьев. Листья. Небо и вода образуют один черный свой…
Надо все начинать сначала: вчера я была в Салоне, и все мои живописные понятия полетели к чорту. Хорошо бы больше никогда не глядеть на живопись. Но это — душевная лень, и я с этим борюсь.
…Ощущение глубокой красоты теперь приводит меня в отчаянье.
Меня поражает живучесть жизни. Люди — повсюду люди. На улице столкновение автомобилей, на другой варят асфальт и повсюду сейчас же толкла, — как все это движется, шумит и живет.
Джузеппе, ты отнял у меня свободу…
Я спрашиваю себя, построил ли ты когда-нибудь мост? Я не помню — механик ты или химик?..
Теперь легко может случиться так, что я не выйду за него замуж, да и не захочу больше его любить. Это, впрочем, мысль, которая меня не оставляет: возможность этого, или это мне кажется возможным только потому, что я никогда не смогу этого сделать?..
…Итти, всегда итти вперед, не оставаться ни в коем случае на одном месте, — иначе грозит эгоцентризм. Я истратила деньги для уплаты за экзамены. Пустяки. Неважно.
Все в жизни необходимо. Страшно пробуждение, которое я почувствовала три-четыре месяца тому назад и которое мне показалось достижением, — это только один шаг вперед. Я все-таки многому научилась, да и от многого освободилась…
Проблема — должна я или нет стать женой Джузеппе? Не лучше ли быть вполне независимой?..
Я не могу сделать из Джузеппе «сюрреалиста» или что-то в этом роде. Это глупо. Но все же он должен узнать прекрасное. На мне лежит задача узнать, отобрать, передать ему…
Я сегодня шла по улице Огюста Конта. Я шла по мостовой, так как тротуар был мокрый и скользкий. Рядом со мной шли люди, все в одном направлении. Унылые все. Тогда я вдруг улыбнулась и начала думать о них. Я сразу стала злой. Я даже закусила губу: от ненависти.
Бесполезно говорить, что при других обстоятельствах я буду счастлива. От обстоятельств многое зависит, но нет таких обстоятельств, которые помогли бы мне преодолеть монотонность, глупость и косность, — они во мне.
Меня раздражает образ женщины, одетой в серое, с чертами лица незначительными, но «озаренными любовью», добротой, преданностью и пр. Мне необходимы, как райским птицам, яркие краски, кровь, жизнь. Я не знаю, зачем райским птицам нужны кровь и жизнь, но мне захотелось так написать.
Мама довольна, что хворает. Я не понимаю, откуда у людей эта гордость — быть или почитаться больным? Как будто здоровье это порок.
…Мучение. Отчаянье. Сознанье, что я гибну… Где-то в глубине еще таятся радость, молодость, смех, но они так глубоко запрятаны, что я о них забыла. Джузеппе, помоги мне!
Глава 8
Десять дней мы не виделись. Изредка встречались в кафе, но и то не все вместе. Сообщали друг другу:
— Пети сдал физику. Говорит, что плохо, но это его стиль. Он всегда так говорит.
— Он-то, наверное, выдержал.
— Завтра экзамены на юридическом.
— Конкурс Эколь Нормаль еще не кончился. Я видел Бурже. Он чуть не плачет. Ведь пробует в последний раз. Провалится — все кончено.
— Габи не хочет итти на экзамен. Она взяла у матери деньги, но не внесла их в университет. Ее не допустят к испытаниям.
Пришел Пуарэ. Он хладнокровен.
— Я хочу получить в среднем шестнадцать баллов. Меньше было бы позором. У нас в семье всегда все хорошо учились.
Латинский квартал опустел. Все сидят на экзаменах или зубрят, сидя у себя дома, конспекты лекций.
Я сдала письменные и в ожидании устных ходила по бульвару Сен-Мишель, разыскивая знакомых. В кафе «Биарриц» я увидела Габи. С ней сидела Онорина. Они оживленно болтали о том, что теперь модны высокие брови и загорелые лица.
Я села с ними.
Онорину я знаю давно. За ней ухаживали все наши мальчики. Она — канадка.
Ее родители живут в Англии и послали дочь учиться в Париж. Здесь Онорина ничего не делает. Она из категории псевдостуденток, из тех, у которых есть деньги.
В Латинском квартале часто разыгрываются скандалы, и обычно это бывает из-за девушек, которые представляются, знакомясь, как студентки математического факультета (чтобы казаться серьезнее), — на самом деле это проститутки, промышляющие среди студентов.
Онорина не проститутка. Она получает от родителей «жалованье» и живет в гостинице. Ее занятия: туалеты, сплетни и любовные похождения. Последнее время Габи с ней очень подружилась.
Вскоре разговор перешел с дугообразных бровей на другие темы.
Габи рассказала, как она истратила деньги, полученные от матери на экзамен.
Онорина жаловалась, что ей не хватает двух тысяч франков, которые высылает отец. Кроме того, она боится, что и эти деньги скоро кончатся. Отец ее вызывает в Англию, надеясь, что у нее уже есть диплом.
— Англия — страна предрассудков, неподвижных идей, жесткая страна, духовная узость, тысячи условностей. Чорт бы взял все их лэди! Они не умеют жить. Думать тоже. Ненавижу эту страну. Они все больны манией преследования. Они боятся за свои предрассудки. Я хочу жить. Я молода.
— Ты ничего не понимаешь в жизни. Ты ничего не хочешь достигнуть.
— Интересно узнать вашу цель жизни, мадемуазель Габи.
— Нечего издеваться. Да, у меня есть цель. Я хочу быть богатой. Хватит кривляться. Нельзя восхищаться Гогеном, когда в кармане нет денег. Мне нужны папиросы, платья, автомобили, зимний спорт. Я хорошенькая. Я молодая. Я хочу смеяться, флиртовать, получать букеты. Неужели вы обе, дуры, не понимаете, что все, к чему вы стремитесь, сводится к тому же — к деньгам? Онорина советует мне выйти замуж за Джузеппе. Он неплохо зарабатывает, у него автомобиль. Но ведь это не то. Это — прозябание. Мне попрежнему придется считать деньги. Задумываться перед тратами. Мне не нужно мужа. Мне просто нужно много золота. Я смогу путешествовать, смотреть древние развалины, изучать искусство, наслаждаться Италией. Я поеду в Россию, я увижу Кремль, Нью-Йорк, Африку. Вы не понимаете самого важного: чтобы по-настоящему заняться чем-нибудь, нужно не иметь никаких других забот. Чтобы достигнуть цели, нужно итти на все…
Она почти декламирует. На нас смотрят все официанты.
— Здравствуйте, господа профессора. Ну, как у вас жизнь?
Вошли Рауль де Бурже, Мартэн и Бельмон. Они мрачны. У всех троих оказались недостаточно хорошие отметки.