Автобус остановился неподалеку от муниципальной библиотеки с недлинным названием. На улице в этом месте появились два паренька, непрекращающийся диалог которых, вел их как на поводке до назначенного места. И действительно, едва умолкли их голоса, они оба остановились. Сначала один, а глядя на него и второй, встали посреди пустой улицы. По утрам в таких местах не особенно людно и это придает свой шарм. Но остановившийся парень не созерцал красоту, он думал о том, что мог бы идти один.
– Ты чего встал? – перебил думы одного другой.
– Ты знаешь Сэль, я тут подумал, чего нам еще надо, и понял что буду счастлив только в двух случаях, – ответил остановившийся хамелеон.
– И в каких же Эард? И почему мы должны называться по именам? – человека названного по имени Сэль – звали Самуэлем, второй же был Эдвард.
– Ты задал много вопросов и поэтому я отвечу тебе только на половину. – тут Эдвард снова пошел вперед, а за ним двинулся и Самуэль. – Если картину оставят, я буду счастлив. И еще в миру приняты некие правила, по которым люди обращаются к друг дружке по имени.
– С чего ты вообще решил тащить ее в библиотеку? – продолжал Самуэль.
– А куда еще? В галерею. Там на нее станут слишком много глазеть, и еще гляди увидят талант. Мне этого не надо, – не то саркастически, не то и в самом деле ответил Эдвард.
Библиотека приняла в свое чрево пару человек, чей внешний вид мог бы заставить их отторгнуть из себя почти любое здание и заведение. Библиотека же поступила мудрее, она как библейский левиафан проносит под водой своих пассажиров, выплевывая в тот момент, когда твоя дорога не станет прежней. В вестибюле никого не оказалось, и оба товарища прошли дальше в читальные залы, там над стопкой книг корпели несколько человек. Точное их число назвать было трудно, поскольку разные люди уходили и приходили со стопками книг, и неизменно на месте оставалась только одна дама. Ее короткие реплики действовали как кнут на подопечных, хотя торопило их все же, по-видимому, не только руководство строгой женщины. Никто не мог отвлечься и на секунду, и только когда она сама – миссис руководство, соизволило заметить двоих вошедших, те остановились.
– Вам чего? – коротко бросила женщина.
– Я тут принес кое-что. Это должно быть чрезвычайно интересно, – копошась в гроссбухе ответил Эдвард.
– Книгу принесли. Положите на стол, – не отвлекаясь от процесса сказала женщина.
– Нет, нет, это не книга. Перед вами картина! – с гордостью вынимая рисунок, продекламировал Эдвард. На картине была изображена не то пластинка, не то какой-то диск и еще куча маленьких людей и пара больших рук.
– Картина? – тут уже отвлеклась не только женщина, но и еще пару зевак.
– Да именно так. Она олицетворяет собой квинтэссенцию создания мира. В ней могучие руки архитектора подобного тому, что рисовал Блейкли, запускают свое творение. Мы можем видеть трансцендентальную сторону мира a priori и познать в ней метафизическое. Это творение можно считать истинным потому как пришло оно ко мне эзотерическим знанием не подвластным знаниям posteriori. Это чистое знание и вылилось на представленном полотне, воплощением чистого бытия, не тронутого материей пространства и времени… – вдохновенное изречение о картине еще не закончилось как художника перебили.
– Вы идиот? – несомненно, было, что женщина не позволит задерживать работу и она выступила.
Эдвард посмотрел на свое творение, выполненное на альбомном листе акварельной краской. Затем перевел взгляд на женщину и рассматривал так поочередно их несколько раз.
– Идем Сэль, у нас остается только одна дорога. Спасибо за ваше мнение. В следующий раз постарайтесь быть менее категоричными. Впрочем, дело ваше. Надеюсь, вы только радикал, но не экстремист иначе искусство погибнет. Всего доброго. – Свою реплику в адрес женщины Эдвард произнес смущенно, так словно выдавил из себя слова, а после хотел бы их и не говорить.
Через минуту их выплюнули с той же легкостью что и проглотили. Диалог продолжился, но уже совсем с другого места.
– Неужели ты и вправду думал, что ее возьмут? – выразил свою мысль Самуэль.
– Думаю все из-за холста. Будь у меня хороший холст, картина вышла бы живее. На этом листочке просто оказалось мало места, – ответил Эдварт.
– Что теперь еще думаешь делать?
– Поживу еще немного. Может, снова попытаюсь. Просто нужно найти понимающую публику. Наверное.
– Почему, наверное? – могло показаться, что иначе как вопросительно Сэль не говорил.
– Потому что это туфта. Картина сама должна искать зрителя. Снова палка о двух концах, ведь прежде нужно чтобы ее увидели. В любом случае найдется такой же дурак как и я и полюбит мою мазню.