Случай в виду, которого состоялся разговор, был, конечно же, связан с прощальным концертом Монти. Кабинет режиссера заставляли собой куски декораций, бутафория и разные непонятные предметы, напоминающие не то гофру, не то кибер змею, а так же множество рычажков, пружин и другого хлама. Именно так перед премьерой и выглядел всегда кабинет режиссера. Бросив скорую улыбку, словно срисованную с одной из сторон театральной маски, Фрина уселась на едва заметный среди общего хлама зеленый пуф. Монти почти не обращал внимания на посетительницу. Продолжал что-то клеить, вырезать и подписывать. Разговор начался только тогда, когда они оба вышли в пустующий зал, прошли его не беззвучно и встали возле окна.
– Спектакль длится час сорок, но конец у нас почему-то в девять, что будет происходить все это время? – задала вопрос высокая белокурая женщина по имени Фрина.
– Есть кое-что, нам понадобится это время, – загадочно ответил Монти.
– Это, по меньшей мере, странно, – заметила Фрина, так или иначе, оставляя вопрос действительным.
– Мое место может занять и человек более адекватный и совсем уже скоро, и вам не придется о чем-либо догадываться. Время это придет, но и его нужно суметь выждать, – Монти даже не думал открывать своих тайн.
– Вы приглашаете играть тех актеров, что вы уволили уже почти сорок лет назад, ставите пьесу, которую никто не знает. Все это странно, а мне что делать? – Фрина продолжила говорить так, будто Монти ответил ей именно тем, что она ожидала услышать, то есть Монти мог и не отвечать вовсе.
– Рассаживайте гостей, встречайте их оказывайте им соответствующий прием. Все как обычно, – продолжая глядеть в окно, ответил Монти.
– Не лучше ли вам поставить спектакль, который вызовет определенно одобрительную реакцию публики? Они запомнят вас навсегда, если вы поступите по их воле, – спектакль вызывающий определенную реакцию был именно тот из названия острова, но о нем вот уже лет двадцать было запрещено говорить вслух.
– Ох, Фрина, вы ведь разумная женщина. Да меня понять сложно, но неужели вы и вправду думаете, что я положил жизнь на одно только поприще одобрения публики. Да, многие еще помнят то время, но вспоминать о нем сейчас… это ужаснейшая пытка. Ее ли я достоин, получить в награду в конце своего пути? – теперь уже режиссер неотрывно глядел на Фрину. Он словно искал в ее глазах понимания, которое, в сущности, искать было тщетно.
На следующий день Монти не появился в театре, а пошел прогуляться по улицам города. Он блуждал с самого утра в надежде на приятную встречу. Надежды его были не беспочвенны. Неподалеку от театра была аллея, на которой можно было встретить уйму художников, одним из которых в особенности и интересовался Монти. Правда, за последние несколько месяцев этот не сказать юный, но уж точно молодой художник появлялся на аллее крайне редко. Он не должен был оказаться здесь и сегодня, а Монти его искал больше по старой памяти, нежели с явной целью найти. Аллея тянулась медленными шагами утреннего рассвета без солнца. Уже началась осень и нередки дни, когда солнце восходит за могучими облаками, затянувшими небо, так было и в этот день. Временами здесь людно и даже больше того, на широкой улице тяжело найти место, но с утра места хватает всем, даже тем, кто на него не претендует вовсе. Через две скамейки на третьей сидел один человек, затем еще через две другой и так до самой реки, где и кончается аллея. Монти не успел дойти к реке, на одной из скамеек он заметил фигуру, широкой спиной закрывавшую полотно. На полотне был набросок того места, которое и видел художник, кроме того были запечатлены еще два человека. Это была пара, парень и девушка, но так можно было подумать только, не всматриваясь в картину, если же их рассмотреть точнее, можно с легкостью понять, что они едва ли знакомы и вообще люди скорее чужие, нежели близкие. Лицо парня было нарисовано очень отчетливо, тогда как девушка почти целиком была спрятана за книгой, да и ту часть, что была видна, художник рисовал скорее воображением. Монти подошел аккуратно сзади и прежде чем начать разговор, хорошенько разглядел картину.