– Красиво. Вот только где они? – положа руку на плечо друга, вымолвил, наконец, Монти.
– Здесь! Это то самое место мы стоим возле него, – не поняв вопроса, ответил художник.
– Сейчас-то их нет Барт, – уточнил Монти.
– Верно. Я запомнил их, правда времени оказалось мало и пришлось выбирать, кого запомнить получше.
– И ты выбрал этого паренька?
– Да, а что?
–Нет, ничего Барт. Это твой выбор.
– Что значит мой выбор? Ты на что намекаешь? – повернувшись, затряс кистью в руке Барт.
– Ладно тебе, я так заметил и все.
– Заметил он, – хмурясь, буркнул Барт и продолжил рисовать.
– Ты ведь помнишь про мой концерт? – сменил тему режиссер.
– Да. А это обязательно?
–Что?
– Ну, идти на него обязательно?
– Обязательно? Нет не обязательно блин. Ты чей вообще друг? – тут уже невольно вспылил Монти.
Началась неловкая пауза, которую каждый попытался заполнить картиной, один создавая, другой созерцая ее.
– Ну, придешь?
– Приду.
–А как дело с группой?
– С какой группой?
– А ну не издевайся, – Монти чуть было и в самом деле не рассердился на товарища.
Барт сложил мольберт, краски, сунул все это дело подмышку и вытянувшись во весь свой исполинский рост, побрел вдоль аллеи к реке.
– Все готово. Не отличишь от настоящих.
– Надо бы посмотреть на все это. Очень важно чтобы все прошло по сценарию, они теперь и мои артисты тоже. Вернее даже больше мои, чем твои, – Монти оставался спокоен внешне, но в душе очень переживал за концерт, так словно у него он первый.
– Посмотреть можно только со зрителем. Увы, иначе нельзя. Таковы правила сам знаешь кого. Это здорово, что он вообще согласился.
– Он согласился, потому что ему это еще нужнее, чем нам с тобой. А по поводу репетиции я потому и спросил, что важно, чтобы все прошло так как надо, тем более что исправлять уже нельзя.
–Ты уверен, что зрителям понравится? – совершенно серьезно спросил Барт.
– Думаю, они только этого и ждут. Зря только спектакль репетируем, – с тем же видом ответил Монти, и оба засмеялись.
Закончилась последняя репетиция, обычно называемая генеральной. От начала и до конца режиссер просидел, не подав ни звука и будто бы думая совсем о другом. Закончилась последняя реплика и мгновенно с ее окончанием заговорил режиссер. Он не расточал похвалы, но при том выразил свое довольство и даже те моменты, на которых в предыдущие репетиции он заострял внимание сегодня упустил, так, будто сейчас было сыграно лучше. Понемногу актеры начали расходиться, и тут Монти подошел к одному из самых возрастных героев спектакля. Режиссер подошел как можно ближе, едва не упираясь лбом о голову актера.
– Не стану расточать комплиментов Анджело. Знаю, что вы наслышались их достаточно. Просто я хочу, чтобы вы сыграли хорошо, как сегодня, – Монти едва не окончил фразу иначе, он хотел сказать, что можно лучше, но не стал.
– Что мы и делаем. Это все? – актер стоял в мантии и с виду мог действительно сойти за епископа, которого играл, а разговор мог показаться исповедью.
– По существу да, это все. У меня в голове есть один вопрос и ответ на него сегодня не имеет никакого значения, но я все же спрошу. – Перед тем как спросить Монти опустился на сцену, сел на самый край, свесил ноги в оркестровую яму. – В вас еще жива обида? Я обо всех.
– В некотором роде, – актер-епископ подсел рядом на корточки.
– И что же вы? – повернув голову, но не глядя на человека, обратился Монти.
– Мы приняли ваше предложение не из-за вас господин режиссер. Да обида была и более того мести хотели многие. Но это было давно, время шло, и все как-то устроились и без вас, пришлось. Многие злорадствовали, глядя на ваши провалы, а уж когда к вам пришел успех, многие постарались замылить его пред другими, а я увидел. Я видел, как взошел новый театр и видел вас убитого и опустошенного, тогда я посмеялся снова. Они все знают, о чем я тогда смеялся. – Анжело указал на все еще не ушедшую труппу, блуждающую за декорациями, – сейчас мы здесь не из-за вас, хоть вы нас и пригласили. Мы пришли сюда, чтобы попрощаться с театром. Мы многим обязаны ему, завтра мы отдадим ему свои почести игрой на сцене, – актер выпрямился во весь рост и гордо поднял голову.