Лидер вокалист и он же гитарист группы, извлекал из гитары странные, но завораживающие мелодии. Остальные инструменты в этот момент молчали, и все внимание приковывали к себе еще тихие, но мелодичные звуки, доносящиеся откуда-то далеко, словно из утробы огромного зверя спрятанного здесь во тьме. Затем гитара запела чуть звонче и подключилась виолончель и бас, начался грохот и рев – это подключились ударные, а вместе с тем педаль под ногой гитариста кардинально изменила звучание. Это было шоком для зрителя, такие мелодии не услышишь в опере или на оперетте. Другая музыка напугала толпу зала, но в то же время все сидели как завороженные, и сложно было сказать, почему они не уходят. Возможно, ступор, в какой они впали, не дает воли ногам, а еще более вероятно, что уши услышали то, что им хочется дослушать до конца. Еще большим потрясением стала уже не музыка, а только один свет, что дал увидеть этих новых артистов. Выбор одного из всех, что приковал взгляды пал, конечно же, на вокалиста-гитариста группы, теперь уже на нем не было куртки, капюшон упал на спину и рукава комбинезона были связаны на груди, вырастающие из неведомо откуда руки, продолжали играть музыку. Закрыв глаза, он подошел к микрофону и начал петь. Рев вокалиста, как и его гитара, перемежался протяжными нотами, выдавая слова единые с музыкой. При этом микрофона здесь могло собственно и не быть и от того представление не потеряло бы своей красоты. Человек танцующий, прыгающий и играющий одновременно на всем что у него есть, увлекал каждого без разбора своей харизмой. Оркестр что его окружал, был, как будто, только затем чтобы дать представление театру одного актера. Сбоку на веревке у этого актера висел маленький горн перемотанный и избитый, и как только он воспользовался им все поняли почему, после одной мелодии горн полетел выброшенный через плечо. Он улыбался после каждой песни стеснительной искренней улыбкой и едва начиная петь следующую песнь, его застенчивость исчезала, ты уже не узнавал в этом брутальном воплощении рока лицо умеющее стесняться. В конце одной из песен он рванул верхнюю часть комбинезона, ту что была с перевязанными рукавами и с плеч его полилась кровь, только тогда все поняли что держалось все на булавках приколотых к телу.
Пэт долгое время сидел, боясь произнести хоть слово, но увидев переглядывающихся друзей, он решился все же заговорить.
– Кажется, вспомнил, да. У одного испаноязычного автора есть сведения о мифическом животном, представленном на плакате. Оба О Аку – существо которое бывает невидимым почти всегда и только по каким-то особенным причинам, не помню каким, появляется полностью – радостным возгласом умудрился блеснуть Пэт.
– Если вопрос именно о том музыканте, если вы говорили про него. Я дам ответ уже сейчас. – Пэт со всей серьезностью посмотрел на Монти.
Монти перевел взгляд друга на Барта и тот выглядел, по меньшей мере, растерянным.
– Они настоящие, сомнений нет. Я знаю, о чем вы говорите, могло бы то быть голограммой или прогресс зашел еще дальше и вы воссоздаете людей, но в одном я уверен точно – этот человек на сцене подлинный, самый что ни на есть настоящий. Готов поклясться в этом. – Его взгляд снова сверлил нерешительность в лицах художника и режиссера.
– Скажи ему, наконец, – чуть не крикнул на Барта Монти, – или скажи хотя бы мне. Он прав?
– Я не знаю, – робко сказал Барт, его ищущие глаза пытались найти надежду хоть в чем-то.
– Барт, – взгляд Монти был ясен художнику как никому другому.
– Дело в том, что мне показалось, что я их задвоил. Когда я создал программу, людей оказалось больше чем нужно, и я удалил одну копию. Только и всего.
Недоуменный и совершенно уже безрадостный взгляд Пэта указывал на то, что его догадка не привела ни к чему хорошему. Барт все еще метался в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, лишь бы ошибка не была фатальной.
– Если это действительно так, концерт должен закончиться иначе. Нечего так переживать, в этом случае все пойдет по-другому, – Монти предстояло сделать тяжелый шаг, и скрыть эмоции ему сейчас было нелегко. Он их и не скрывал, он делал выбор. Выбор этот состоял в том, что концерт мог пойти по нескольким сценариям. Первый – Барт ошибся и на сцене действительно иллюзия вместо людей и этому сценарию Монти верить уже не мог. Второй – люди живые, но они не станут доводить программу по изначальному плану. Третий – они живые и будет все так, как и должно быть.
Леденящая душу песня вжала режиссера на место и холодный пот был холодней от того что и сам он едва не оледенел, похолодел и не умер. Посади труп рядом с Монти и едва ли тебе удастся угадать кто из них мертвее. Это конец, конец не только концерта, именно этой песней должно было все кончится, и краткое представление должно было молотом ударить по головам зрителей, а вместо этого два человека уже сидели ошарашенные. После все вскроется, живые, счастливые и довольные люди должны будут смеяться от пережитого страха. Одно только не вязалось у этих двух, что сами они переживут этот страх.