– А что же остальная половина? – спросил Тури опасаясь что о ней речи может и не быть.
– О второй половине ты и сам знаешь не меньше, – загадочно проговорил Хери.
– может это и не главный вопрос. Главный ведь я уже задал. Мы теперь ждем чего-то ведь так?
– Ничего мы не ждем, мы просто беседуем, – в этот момент Хери задумался о чем-то другом, о чем не хотел преждевременно говорить Тури. – Время всегда идет или стоит на месте. Это кому как нравится. Сейчас одно событие, но его сменит другое и можно будет сказать, что мы дождались. Не ждем мы лишь потому, что не знаем, что произойдет следом. Если бы знали, волей неволей ждали бы.
– Ты и с ними так говорил? – прервал размышления собеседника Тури.
– Нет, только с тобой, хотя мне интересно было бы поболтать, например, с тем же Матье. Интересный паренек, для которого эта история, в общем-то, прошла почти незаметно. Думаю, он бы узнал меня.
– Почему это?
– Потому что видел меня.
– Так ты был портье, затем почтальон тоже ты и врач, так? – замерев указал Тури на многообразного человека.
– Да, – подтвердил Хери.
– Я так и знал, – не удержавшись весело вспыхнул Тури. – Стало быть ты и сейчас можешь быть где угодно?
– Нет, что ты, не все так просто. Я не без труда устроился реаниматологом, затем взял пол ставки в отеле и еще умудрился подработать разносом почты. Это едва ли не самая тяжелая часть моего плана, – едва не обидевшись, как на духу выложил Хери.
– Ну, раз мы так далеко зашли, то скажи, кто был в офисе здания организации?– Тури сделал пальцами кавычки говоря о организации.
– Никого не было. Да и организации, по сути, тоже, но напугали его страшно, – без доли иронии сказал Хери.
– Пусть так. – Тури словно уже потерял всякий интерес, так резко вспыхнувший в нем. – Должен ли я жалеть этих людей? Обвинять? Не важно, что их история сплетается с моей… – Тури вдохнул воздуха чтобы сказать дальше, но пауза затянулась на долго.
– Что же важно тогда, как не твоя история для тебя самого? – попытался помочь Хери.
– Важно то, что уже было. Если в жизни человека случается счастье, его нельзя отнять. Все равно, что случится дальше. Не обязательно жить долгой столетней жизнью, не обязательно умирать в один день. Все что после не важно, если ты хоть на миг стал счастлив. Пусть не больше минуты оно длилось, оно останется навсегда.
После слов Тури наступило молчание, его никто не в праве был прерывать. Никто из тех, кто слышал эти слова. Хери прекрасно понимал, к чему было это философское отступление. К тому что Тури поверил, что ждать больше нечего. Раз так иной спасенный разгневался бы на спасителя, от того, что тот спас его так ненадолго, что едва ли стоило это делать. Ведь вот еще казнь и ужасная мука, дать утопающему палку и утопить ей же. Иной мог расценить это так. Однако иного здесь нет, а и был бы, у него б не спросили. Не спросили ведь Лазаря, когда он умер во второй раз. Доподлинно это уж не известно. У Тури тоже не спросили, но он ответил и не ропот был в его словах, не сожаление даже. Чувствовал ли он это счастье, не малодушничал, ли? Это уж на его совести и вопрос не решенный. Допустим, что такова была его вера, может и не знал он наверняка. Неизвестно что в таком случае дороже, какая вера истинна, какая богом принимается родней. Положим человек верит в то, чего не видел и знать не может, он не чувствует и не видит что оно так, а все равно верит. Положим и другого, что тот знает. Это знание может быть ложное, ничем не доказанное, но верит он именно потому, что у него есть некое знание позволяющее верить. То есть один чувствует и потому верит, а другой нет, но верят оба. Неужели тот, что не чувствует малодушнее? Не может ведь он заставить себя почувствовать. Впрочем, это уж не только о Тури. В счастье же и вовсе может верить каждый. Если ты решил, что для тебя сие есть счастье, никто ведь не может этого отнять, тут воля одна и быть общей не может. Ты хоть песок из одного ведерка в другой пересыпай, если в том твое счастье, дерзай, и никто не заберет твоей веры в это, если она будет твердой. Да могут забрать ведерко или даже песочек, если найдутся такие вредители. Тогда можно будет сказать, что они отобрали твое счастье, но они не отнимут твоей веры в то, что именно счастье у тебя отобрали, а не ведерко.