Бабочки...
“...и вот, эта секретная Лотерея, наконец, явилась людям в образе Черной Пери и Белой Пери. При этом Белая Пери была одета в черное, а Черная Пери — в белое. “Как же вас различать?” — спросили свидетели этого аномального явления.
“Легко!” — ответили пери. “Черная Пери — это наркомания, религиозный фанатизм, стяжательство, скудость душ”. “Понятно”, — сказали люди, разглядывая большие груди и бедра наркомании и скудости душ. Но тут приехала милиция и увезла брыкавшихся пери в неизвестном направлении...”
Бабочки...
— У нас происходит утечка информации! — говорил на стаф-митинге Билл и смотрел в сторону Акбара.
— Ну, утечка... — миролюбиво соглашался Акбар. И смотрел на Билла.
А Алекс стал получать первые благодарственные письма от прежних жалобщиков: ай, спасибо, ай, помогли. Одно было даже написано стихами.
“Вирусы! Вирусы!” — кричал Митра и бегал по офису.
Один раз Алекс застал Митру вдвоем с Соат; это было, когда Соат уже стала доставать Алекса своим обожанием. Соат плакала; Митра смотрел на нее собачьими глазами, грыз ногти и успокаивал: “Вери-вери... Вери-вери...”. Над ними, почти под потолком, кружила бабочка со злым рогатым лицом...
Алекс остановился.
Он стоял около почти достроенного здания, выросшего на месте букинистического пепелища... С пластиковых стен еще не содрали наклейки; внутри рабочие бодро стучали по кафельным плиткам.
Алекса поразило название, которого еще вчера не было.
“СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Фирменный магазин. Широкий ассортимент товаров и услуг”.
Затишье
За ночь толпа у офиса еще выросла; два новых горбуна устанавливали палатку. Появился милиционер. Стоял сбоку и философски курил.
— Ваши документы, — обрадовался он Алексу.
Обнюхал паспорт, проверил прописку.
— С какой целью направляетесь в это здание?
— Я здесь работаю… — раздраженно сказал Алекс. — А вы сами с какой целью здесь стоите?
Милиционер кивнул на толпу:
— За порядком слежу.
— Это, по-вашему, порядок? Работать невозможно… Почему их не разгоните?
Милиционер пожал погонами:
— Приказа нет… — Помолчав, добавил: — И не будет.
— Почему?
— А здесь разгоним, они около МВД собираться начнут. Или в Верховный суд пойдут, а по дорожке еще какая-нибудь зевака к ним прицепится. Опять правительство огорчать будут. А здесь место тихое, начальство не ездит, иностранный посол не гуляет.
Попрощавшись с мудрым милиционером, Алекс направился в офис.
“Иностранец… Иностранец…” — зашумели, пропуская его, люди.
— Ты зачем Ирак бомбил, говори?! — крикнул женский голос.
— Да нет, это не он, не он бомбил... — защищал его кто-то.
Охранник Сережа нервно играл телефонной трубкой.
— Алекс, Акбара забрали! Надо что-то делать…
— Билл уже здесь?
— Нет… Позвонил, что задержится.
Добавил шепотом:
— У него был очень странный голос...
Соат в кабинете не было. В двух баллонах стояли цветы. Алекс вспомнил собаку.
Срок приема писем прошел, работы почти не было.
В обязанности Алекса входила только переписка с МОЧИ. Отвечать на их вопросы. Задавать им свои. Общаться.
За последнюю неделю он получил из МОЧИ только два запроса.
Вначале попросили прислать карту Афганистана. Через час написали, что не надо. Потом запросили статистику о количестве влюбленных в Узбекистане, в разрезе по возрастам и областям. Билла тогда в офисе не было, Алекс бросился к Акбару. Акбар издал ртом неприличный звук и сказал писать запрос в Министерство статистики.
Знать бы, что сейчас там с Акбаром... Вчера, глядя на то, с каким спокойствием Билл режет, накалывает и пережевывает мясо, Алекс думал: “А не сдал ли Билл сам своего дорогого компаньона?”
Кроме карты Афганистана и статистики по влюбленным, от МОЧИ никаких вестей не приходило.
Хотя по Проектному документу они уже должны были “сообщить и распространить предварительные результаты по концептуализации первоначальных результатов”. Что означала эта абракадабра, Алекс не знал, но, на всякий случай, отправил запрос в МОЧИ. “Дорогой Алекс, — отвечала МОЧИ, — мы перегружены работой. Мы даже были вынуждены уничтожить многие классные игры в наших компьютерах. Мы еще только заканчиваем подсчет несправедливостей. Более подробно я отвечу тебе по возвращению из отпуска”. Письмо было подписано какой-то африканской фамилией, казавшейся длиннее, чем само письмо.
Разоблачение
Алекс проверял электронную почту.
Пять писем предлагало возбуждающие средства.
Облако объявлений плыло по интернету и орошало почтовые ящики.
Алекс принялся удалять; яростно защелкала мышь.
И чуть не удалил письмо Билла.
“Привет, Алекс! Помнишь, я говорил тебе о том, что наш гренландец готовит разоблачения Лотереи? Смотри приложение”.
Пока загружалось приложение, Алекс рассматривал пыль на столе и вспоминал гренландского профессора. Они сидели в тот день вдвоем, перед банкетом. Профессор его о чем-то спрашивал. Алекс что-то отвечал. “А как у вас тут со справедливостью?” — наконец улыбнулся профессор и посмотрел на Алекса добрыми холодными глазами.
По мере того как Алекс читал, в голове возникала и шевелилась картина.
Льдина. От глобального потепления или другой глобальной гадости она отрывается от берега.
На льдине — маленькая фигурка профессора. Вокруг него, притопывая и дуя в ладони, — слушатели; по рукам ходит термос с чем-то обжигающим.
— Друзья, — говорит профессор. Замерзшие глаза и носы смотрят на него. Льдину качает. — Друзья, я давно предполагал, что эта льдина отколется от берега. Я написал об этом две книги и двадцать одну статью. И вот она, наконец, откололась.
— Вы — Галилей, — хрипло говорит кто-то.
— Нет, — не соглашается профессор, — я не Галилей... Время Галилеев прошло.
— Совсем прошло? — спрашивает юноша с термосом.
— Да, — отвечает профессор и взмахивает руками, чтобы не упасть. Качает. — Да, — повторяет профессор. — Я доказал формулу невозможности появления Галилея в современном мире. Формулу невозможности появления Ньютона. Я вывел это из формулы современного мира. К сожалению, наша льдина не оборудована доской...
“...современный мир, — писал профессор в своем разоблачении, — переживает кризис демократии. Из священной ценности она превратилась в дешевый амулет, вроде тех, какими торговали в римских храмах. Современный мир стал миром фикций — миром просвещения без просветителей, гуманизма без гуманистов, демократии без демократов. Парадоксально, но свой вклад в обесценивание демократии внесли как раз международные организации, созданные для того, чтобы эту демократию обеспечивать. Если народ еще может каким-то образом контролировать свои правительства, избирать или свергать их, — то каким образом он может контролировать международные организации? Мне могут возразить, что и сами эти организации тоже не могут ничего контролировать, у них нет ни полиции, ни тюрем, ни бомб и ракет. Но на этом же основании можно сказать, что и религии, и средства массовой информации тоже ничего не контролируют!”
Откуда-то все-таки появилась доска. Как только профессор начинал на ней писать, доска падала.
— Таким образом, — говорил профессор, пока две женщины в одинаковых плащах поднимали доску, — международные организации создают новую реальность, полную фикций. Они наводняют мир профессиональными демократами, профессиональными борцами за справедливость, профессиональными альтруистами.