После звонка Владимира Юльевича родители съехались на семейный совет. Для проверки ситуации решили позвонить Алексу и наткнулись на Соат. Выслушав восторженные признания и любовные рулады, мать повесила трубку, стерла с лица улыбку и посмотрела на мужа: “Юрочка, какая-то сучка хочет там заполучить нашего сына и нашу квартиру”. Следующий звонок был в авиакассу.
Родители приземлились в то самое утро; в аэропорту их ждал Владимир Юльевич. Он уже побывал ночью около офиса, но не смог пройти сквозь оцепление. О том, что Алекс внутри, он каким-то образом знал.
“Быстрее, быстрее”, — торопил он водителя, когда они неслись по городу к офису. Мать сидела с каменным лицом и щелкала застежкой сумочки.
Около оцепления их машину остановили. Владимир Юльевич схватился за голову. В этот момент толпа внутри качнулась, люди брызнули во все стороны; машина успела вписаться в живой коридор и найти в конце него Алекса.
Что-то горело; из офиса вылетали компьютеры; выносили какие-то вазы с цветами, выбрасывая на ходу цветы. Догорал труп Лотереи-Справедливости.
Владимир Юльевич помог донести Алекса до машины и бросился обратно к офису. “Там опасно!” — кричали ему из машины. “Езжайте, езжайте!” — махал им руками Создатель бомбы и протискивался в офис...
Алекс лежал у себя в детской.
Тьма постепенно рассасывалась. Приходил врач, советовал отвезти в больницу. Смотрел на Алекса, водил ледяным фонендоскопом по его худым ребрам. Алекс молчал. Тело еще не вернулось к нему. “Что вы хотите, — говорил врач, принимая от родителей коробку конфет, — нервное потрясение. Сильнейшее нервное потрясение”.
Алекс снова проваливался в темноту. Температура не падала; распахивались дверцы шкафа, оттуда вылетала бабочка моли. Падало яйцо. Родители медленно шли к диванчику, на котором лежал Алекс. Родители были огромными, добрыми и испуганными.
Отец переворачивал его на живот, спускал пижаму; пахло спиртом. “У меня там рубцы, — кричал Алекс, — меня били”. “Успокойся... Где тебя били?” — говорил отец, вводя иглу. “В башне”, — хрипел Алекс и замолкал.
“Нет, нет и нет... — шептала мама и вращала глазами. — Никакой больницы. Они там психа из него сделают...”.
На четвертый день температура стала спадать.
“Мама”, — сказал Алекс, увидев ее, и потянул к ней руки.
Медленно возвращалось тело. Предметы вокруг, до этого легкие, наливались тяжестью. Родители приобрели плотность. У них появился шум шагов; звук холодной воды, которой моржевал себя отец; двойной подбородок.
Закрыв глаза, Алекс слушал их разговоры. Болезнь вдруг сделала его маленьким, а родителей — молодыми. Проснувшись однажды вечером, он услышал, как они целуются за стенкой. И улыбнулся.
Он уже мог вставать. Худое, но очень тяжелое тело качалось и пыталось упасть. “Юрка, ну поддержи ребенка, что уставился?” — кричала из кухни мама. Отец брал Алекса за руку и вел по бесконечному коридору. В конце коридора он обнимал сына
и шепотом жаловался, как тяжело горбатиться на участке без помощника, а от матери — никакой благодарности, даже наоборот, любовника хочет завести. “Не заведет”, — шепотом успокаивал его Алекс.
По вечерам они играли в шахматы. Чувствуя, что проигрывает, отец уходил к соседу смотреть футбол. А Алекс слушал, как мама разговаривает по телефону с подругой, описывает свои московские успехи и упоминает о каком-то замечательном Игоре Карловиче, с которым у нее платонические отношения. Но если она захочет, то они будут не платонические, а совершенно нормальные...
— Мама, — звал Алекс. Она заглядывала в детскую. — Владимир Юльевич так и не появлялся?
Мама молчала и соображала, как бы правдивее солгать. Потом говорила:
— Не волнуйся, найдется.
И закрывала дверь.
Алекс морщился и бил себя кулаком по ноге.
Через две недели родители засобирались назад; Алекс ходил по квартире, спотыкаясь о чемоданы.
С выздоровлением пришла тоска. Он подходил к телефону и звонил Владимиру Юльевичу. Звонил в офис. Соат. Биллу. Даже Акбару.
Все телефоны молчали.
— Ну, присядем на дорожку, — весело сказал отец.
Присели.
— Я поеду вас проводить, — поднимался Алекс.
— Тебе покой нужен, а не аэропорт, понятно? — яростно пудрилась перед зеркалом мама. — Лекарства в аптечке. Ну... не пугай нас больше так. Дай, поцелуйку одну сделаю. Помнишь, ты в детстве говорил: “одну поцелуйку”?
Он не помнил.
— И вот что, — вспомнила мама, когда они стояли около подъезда, а отец укладывал чемоданы в багажник. — Там на трюмо... Новый телефон Владимира Юльевича. Тихо, тихо... Я же говорила тебе, что найдется. Тебе нельзя было волноваться. Ну ладно, ладно, виновата. Да, великая я преступница.
Родители — маленькие седые дети — стояли около машины. Он обнял их.
— Перебирайся к нам, Алекс, — сказал отец. — Здесь все-таки провинция.
— Конечно, Юрочка, твои Нью-Озерки — столица мира! — смеялась мать. — В Москву ему надо. Алеша, я поговорю насчет тебя с одним человеком, есть такая удивительная личность, Игорь Кар...
— Спасибо, мама, не надо.
— Хорошо. Не надо — так не надо. Все равно поговорю.
Защелкали дверцы. Машина дернулась. Из окошка высунулась мамина рука и помахала ему.
Алекс тоже помахал машине и бросился наверх — звонить В.Ю.
Снова тупики
Долго не отвечали. Наконец, трубка наполнилась знакомым голосом.
— Да, Алекс... Да, говорите... Ну, говорите же, я тороплюсь!
Алекс молчал и разглядывал дырочки в трубке. Наконец, сказал:
— Это я выкрал у вас сырье.
— Я знаю, — сказали из дырочек.
— Я думал, что с вами что-то случилось в тот день. Что вы погибли.
— Я действительно погиб... У вас все?
Слова стояли в горле.
В трубке замелькали гудки.
Алекс пошел на кухню. Квартира была пустой, чужой, приторно уютной.
“Смерть Марата” успела обзавестись рамочкой. Мама очень любила рамочки.
Зазвонил телефон. Алекс взмок и бросился к трубке.
— Алекс, — сказал голос Владимира Юльевича. — Если вы хотите со мной встретиться...
— Да, да!
— ...то сейчас я, конечно, занят, но завтра, в четыре часа дня...
Алекс прокричал, что он виноват, стал что-то объяснять.
Короткие гудки.
От отца осталась стопка газет.
“Без новостей — нельзя”, — говорил всегда отец и покупал газеты. Когда никаких новостей не находил, начинал зачитывать анекдоты. Он громко смеялся; никогда не дочитывал до конца. Мама затыкала уши или просила прочитать про звезды и на что ей, как Раку, кроме своих бедных клешней, еще надеяться.
Теперь Алекс внимательно просматривал газеты, надеясь найти хоть что-то.
Пресса хранила мудрое молчание.
Где-то строили новую школу. Где-то прошуршал праздник, повысилась яйценоскость, кто-то от всего сердца благодарил кого-то и обещал стараться. Снова армия массажистов и массажисток, хищно шевеля пальцами, гарантировала божественное удовольствие. Снова предлагалось изничтожить животы и бедра. Снова продавали абрикосового пуделя, и розового пуделя, и еще что-то...
Наконец, Алекс нашел то, что искал.
Статья называлась “Во имя справедливости и благоустройства города”.
“Не секрет, что в районе Дархана от прежних колониальных времен еще осталось много старых, неблагоустроенных домов. Многие из них не соответствуют нормам санитарии, сейсмичности, отравляют собой меняющееся лицо города. Как, спрашивается, быть с такими домами?
С оригинальной инициативой выступили жители прилегающих к Дархану районов. С раннего утра второго мая, вдохновляемые сладостными звуками карнаев, они собрались около одного такого ветхого здания, построенного еще в начале прошлого века. В последнее время в этом строении ютилась одна фирма, сотрудники которой, боясь, что здание рухнет, предусмотрительно покинули его. Незадачливые фирмачи так торопились, что даже бросили свое имущество.