Алекс смотрел в пляшущее лицо В.Ю.
— Хорошо, — медленно сказал Алекс. — Кто его отравил?
Владимир Юльевич расстегнул портфель и достал фотографию.
Древний рельеф.
— Я вам уже показывал это, помните?
— С коровой? Вы сказали, что вам подкинули...
— Совершенно верно. Только корова оказалась быком. Быком, Алекс, воплощающим всемирный хаос. В тот день, после того как вы ушли от меня, я встречался с одним искусствоведом. Он мне рассказал много интересного об этом римском рельефе.
— А кто этот человек в шапочке?
— Во фригийском колпаке? Это не человек, это бог. И зовут его — Митра.
Алекс шел молча. Создатель бомбы рассмеялся:
— Да-да, Алекс. Тезка нашего компьютерного Макиавелли, представляете? Самое интересное, что Митра — это его настоящее имя. Я имею в виду индуса. Видимо, ему это совпадение тоже показалось занятным.
Алекс хотел что-то спросить, но раздумал.
— Правда, индийский Митра и Митра римлян, который на этом рельефе — это не совсем одно и то же. Но связь между ними есть. И тот и другой считался солнечным божеством, воплощавшим любовь и справедливость. Так что ваш “Вери-вери” — не просто чокнутый миллионер, он, так сказать...
— Постойте... Для чего миллионеру, если он, конечно, миллионер, вся эта игра? Его же просто гноили в офисе!
— Не знаю. Может, он это делал от скуки. Может, из любви к искусству. Может, это унижение он воспринимал как своего рода посвящение, ступень испытания. У них же в митраизме были разные ступени испытания. Некоторые были довольно жуткие, знаете? Теперь уже знаете, потому что он вам сам их устроил.
— Устроил... — отозвался Алекс.
Устроил... Двенадцать свечей. Трапеза продолжается, подают сладкое. Торты и пироги айсбергами надвигаются на едоков. Люди смеются…
— …И потом, Алекс, главного Митра добился. По крайней мере, он в этом уверен. Получил чертежи бомбы, образец сырья. Представляете, как может расцвести его фармацевтический концерн. Да, он ведь занимается фармацевтикой. Фармацевт. А компьютеры — это для души. Гений!
— Да... Тогда понятно, почему у других сотрудников я постоянно видел на столе какие-то медицинские буклеты... Ну, хорошо, а Акбар? Он-то какую роль в этом всем играл?
— Свою. Свою роль. Понимаете, Алекс, каждому в этой истории казалось, что он играет свою роль. И каждый раз оказывалась частью замысла Митры... Акбар был нужен Митре, чтобы создать это совместное предприятие; ему нужны были его связи, его пробивной лоб, его авторитетный подбородок. Все это он от него получил. Акбар тоже, как вы понимаете, делал это не бесплатно. Он ведь еще попытался приторговывать на этой Лотерее...
— Да, я это чувствовал... Но Митре какое дело было до Лотереи?
— Алекс! — почти закричал ученый. — Вы так до сих пор и не поняли, чьи деньги вы получали? И на чьи деньги все это было устроено? Кстати, не такие уж большие деньги по международным меркам...
— Нет, нет, Владимир Юльевич, — затряс головой Алекс. — Это уже путаница у вас идет. Во-первых, деньги шли из международной организации...
— А во-вторых, Алекс, — перебил В.Ю., — в международной организации они тоже должны были откуда-то появиться, правильно? Деньги поступили в МОЧИ, как и написано в проектном документе, который вы мне показывали, из одного подразделения ООН. Я позвонил туда. Напряг весь свой английский. И знаете что? Мне любезно ответили, что часть средств была перечислена МИДом Индии. А другая часть — одной крохотной европейской страной. В которой, как я узнал, имеется большо-о-ое представительство концерна нашего Митры... Согласен, что схема не банальная, даже Билл ее не просчитал.
— Но, послушайте, — начал Алекс. — Лотерея проводилась не только у нас, но и в других странах.
— Да. Еще в двух других странах. В одной маленькой латиноамериканской стране, в которой, по традиции, раз в полгода происходит государственный переворот. И еще на одном тихоокеанском острове, где проживает любимый брат господина Митры со своими дрессированными акулами; а все население состоит из турагентства и одного пожилого диктатора, пишущего пейзажики в стиле Гогена...
Гвоздем этого магазина...
Алекс шел, разглядывая город. Реальность мира, которую он по кусочкам склеивал эти недели, снова стала осыпаться. Деревья становились не деревьями. Машины — не машинами. Трехэтажный дом в сталинском стиле, мимо которого они сейчас шли, — не трехэтажным... И не сталинским. И конечно же не домом, а чем-то другим.
Может, и не нужно все это склеивать? Просто научиться жить в этом расклеивающемся мире... Живут же в нем как-то дети и птицы. Рыбы, собаки.
Алекс все боялся задать самый тяжелый вопрос.
...Последние, совершенно засохшие цветы, все еще стояли в его комнате. Те самые розы. Из букета, которым она подметала подъезд. “Ты хочешь закидать меня этими цветами?” Ших-ших. Сухие, чернильного цвета розочки. Нет, он не хотел их выбрасывать.
— Звали ее, естественно, не Соат, — тихо сказал Владимир Юльевич. — Извините, Алекс, я тоже побывал воришкой, взял у вас без разрешения фото с ней, где вы там что-то в офисе празднуете. Она ведь вам сама не давала своих фотографий?
Алекс кивнул.
— Я обзвонил по объявлениям все точки массажа. Оказалось, круг этих людей не так уж широк. Я прикинулся брошенным влюбленным, показывал это фото. Некоторые ее узнали. Массажистка. Ночной массаж. Железно чувствовала время сеанса, даже не глядя на часы. До массажа училась на актрису.
Несколько минут они шли молча.
— Я не верю, что все это было игрой, — сказал, наконец, Алекс.
Создатель бомбы внимательно посмотрел на него.
— Все может быть, Алекс. Может, она успела получить небольшую дозу, пока догадалась, что за цветочки вы ей подарили... Пока звонила Митре, пока он что-то предпринимал. Ведь именно этот цветок они потом подсунули Биллу, я успел увидеть его в венке... Помните венок у него на голове? Вот. А может, все еще проще, и Соат вас просто любила. Что вы на меня так смотрите? Да, она выполняла поручения Митры. Но... любовь! Любовь!
При слове “любовь” он стал смеяться и играть пальцами.
— А гренландский профессор?
— Великий разоблачитель? Да нет, он вряд ли агент Митры. Видимо, как только в МОЧИ сообразили, что обещанного финансирования на третий этап Лотереи не будет, решили сделать хорошую мину... Организовать критику в свой адрес. Потом признали свои ошибки. Отказались от тринадцатой зарплаты. И стали работать дальше.
Алекс вдруг почувствовал, что теряет интерес... Только иногда, механически, задавал вопросы. Перед глазами двигался муравейник, в котором живут... нет, не муравьи, а какие-то бескрылые мухи. Но трудолюбивые и деятельные.
А Владимир Юльевич все струился словами:
— Алекс, мне самому не все понятно. Кто, например, организовывал слежку, подкидывал этот рисунок. Митра? Или Билл? Или Митра руками Билла? Когда, например, Билл начал что-то подозревать?
— Понятно... Когда Митра стал удалять файлы...
— Вам это понятно, Алекс? А мне нет. Для чего Митра это сделал? Чтобы привлечь к себе ваше внимание? Или удалить на пару дней вас из офиса? Или что-то в программе ему действительно не понравилось? Или он был не в восторге от идеи Акбара заставить его работать в паре с вами? Вопросы, Алекс, вопросы.
Зарябила решетка Университета. Алекс то выпадал, то впадал в разговор, спрашивал: “А что это за мафия, которая интересовалась Лотереей” или “А кто организовал эту толпу перед офисом?”. В.Ю. отвечал, строил гипотезы, говорил, что Лотерея действительно была создана по принципу вируса, что она начала рождать свои подобия, что от нее, как от брошенного камня, стали расходиться круги...
— А камешек был брошен не слабый, — шептал Владимир Юльевич и почему-то радовался.
Алекс смотрел на черные прутья решетки. Они все не кончались. Город тысячи решеток. Столица кругов на воде. При чем здесь камень? Нет, эти круги были до камня, эти большие и маленькие люди, грызущие свою булочку унижения. Почему В.Ю. о них не говорит? При чем здесь Митра... Сколько обманутых, обглоданных людей... И дело не в международных организациях, которые подобны лепесткам отцветающей урючины... розовым лепесткам на поверхности глубокой гниющей воды.