После звонка Владимира Юльевича родители съехались на семейный совет. Для проверки ситуации решили позвонить Алексу и наткнулись на Соат. Выслушав восторженные признания и любовные рулады, мать повесила трубку, стерла с лица улыбку и посмотрела на мужа: «Юрочка, какая-то сучка хочет там заполучить нашего сына и нашу квартиру». Следующий звонок был в авиакассу.
Родители приземлились в то самое утро; в аэропорту их ждал Владимир Юльевич. Он уже побывал ночью около офиса, но не смог пройти сквозь оцепление. О том, что Алекс внутри, он каким-то образом знал.
«Быстрее, быстрее», — торопил он водителя, когда они неслись по городу к офису. Мать сидела с каменным лицом и щелкала застежкой сумочки.
Около оцепления их машину остановили. Владимир Юльевич схватился за голову. В этот момент толпа внутри качнулась, люди брызнули во все стороны; машина успела вписаться в живой коридор и найти в конце него Алекса.
Что-то горело; из офиса вылетали компьютеры; выносили какие-то вазы с цветами, выбрасывая на ходу цветы. Догорал труп Лотереи-Справедливости.
Владимир Юльевич помог донести Алекса до машины и бросился обратно к офису. «Там опасно!» — кричали ему из машины. «Езжайте, езжайте!» — махал им руками Создатель бомбы и протискивался в офис…
Алекс лежал у себя в детской.
Тьма постепенно рассасывалась. Приходил врач, советовал отвезти в больницу. Смотрел на Алекса, водил ледяным фонендоскопом по его худым ребрам. Алекс молчал. Тело еще не вернулось к нему. «Что вы хотите, — говорил врач, принимая от родителей коробку конфет, — нервное потрясение. Сильнейшее нервное потрясение».
Алекс снова проваливался в темноту. Температура не падала; распахивались дверцы шкафа, оттуда вылетала бабочка моли. Падало яйцо. Родители медленно шли к диванчику, на котором лежал Алекс. Родители были огромными, добрыми и испуганными.
Отец переворачивал его на живот, спускал пижаму; пахло спиртом. «У меня там рубцы, — кричал Алекс, — меня били». «Успокойся… Где тебя били?» — говорил отец, вводя иглу. «В башне», — хрипел Алекс и замолкал.
«Нет, нет и нет… — шептала мама и вращала глазами. — Никакой больницы. Они там психа из него сделают…».
На четвертый день температура стала спадать.
«Мама», — сказал Алекс, увидев ее, и потянул к ней руки.
Медленно возвращалось тело. Предметы вокруг, до этого легкие, наливались тяжестью. Родители приобрели плотность. У них появился шум шагов; звук холодной воды, которой моржевал себя отец; двойной подбородок.
Закрыв глаза, Алекс слушал их разговоры. Болезнь вдруг сделала его маленьким, а родителей — молодыми. Проснувшись однажды вечером, он услышал, как они целуются за стенкой. И улыбнулся.
Он уже мог вставать. Худое, но очень тяжелое тело качалось и пыталось упасть. «Юрка, ну поддержи ребенка, что уставился?» — кричала из кухни мама. Отец брал Алекса за руку и вел по бесконечному коридору. В конце коридора он обнимал сына и шепотом жаловался, как тяжело горбатиться на участке без помощника, а от матери — никакой благодарности, даже наоборот, любовника хочет завести. «Не заведет», — шепотом успокаивал его Алекс.
По вечерам они играли в шахматы. Чувствуя, что проигрывает, отец уходил к соседу смотреть футбол. А Алекс слушал, как мама разговаривает по телефону с подругой, описывает свои московские успехи и упоминает о каком-то замечательном Игоре Карловиче, с которым у нее платонические отношения. Но если она захочет, то они будут не платонические, а совершенно нормальные…
— Мама, — звал Алекс. Она заглядывала в детскую. — Владимир Юльевич так и не появлялся?
Мама молчала и соображала, как бы правдивее солгать. Потом говорила:
— Не волнуйся, найдется.
И закрывала дверь.
Алекс морщился и бил себя кулаком по ноге.
Через две недели родители засобирались назад; Алекс ходил по квартире, спотыкаясь о чемоданы.
С выздоровлением пришла тоска. Он подходил к телефону и звонил Владимиру Юльевичу. Звонил в офис. Соат. Биллу. Даже Акбару.
Все телефоны молчали.
— Ну, присядем на дорожку, — весело сказал отец.
Присели.
— Я поеду вас проводить, — поднимался Алекс.
— Тебе покой нужен, а не аэропорт, понятно? — яростно пудрилась перед зеркалом мама. — Лекарства в аптечке. Ну… не пугай нас больше так. Дай, поцелуйку одну сделаю. Помнишь, ты в детстве говорил: «одну поцелуйку»?