Лу Цзяньчи снова кивнул.
— Только он… не одет и весь облысел, даже бровей не видать.
— Но как мог “Таинственная рука жуи”, с которым всё было прекрасно, превратиться в пятнистое чудище? — воскликнул Фан Добин. — Он стал почти зверем, и кроме того, что узнал Лу Цзяньчи, ничего не понимает.
— Думаю… — пробормотал Ли Ляньхуа. — Это какая-то болезнь.
— Болезнь? — не понял Лу Цзяньчи.
— Это и есть способ, которым жители деревни Шишоу истребили тех “людей с центральных равнин”, а также причина появления камней из облепленных глиной черепов на вершине горы. — Ли Ляньхуа доводилось видеть порядочно странных и необычных случаев убийства, и когда раскрывалась вся правда, он всегда испытывал радость, но на сей раз на его лице не было и тени улыбки — всё-таки случившееся было чересчур бесчеловечным и жестоким. — Полагаю, много лет назад, пожалуй, десять-двадцать, кто-то обнаружил, что вода из родника в деревне Шишоу прекрасно подходит для изготовления вина, затем вернулся на центральные равнины и позвал толпу людей в горы возделывать землю, сажать фруктовые деревья, выращивать зерно для виноделия. — Ли Ляньхуа вздохнул. — Когда только прибыли, возможно, люди с центральных равнин договорились с жителями Шишоу, что когда продадут вино, прибыль поделят поровну, поэтому поначалу деревенские не возражали и позволили им построить здесь постоялый двор. Но когда возделали землю, оказалось, что фруктовые деревья высоко в горах не плодоносят, зерновые не растут, леса уже уничтожены, дикие звери исчезли, хризантемы расползлись как сорняки — жителям деревни Шишоу было всё труднее выживать, и в результате их стычки с пришлыми становились всё более ожесточёнными, пока не дошло до непоправимого. — Он говорил и медленно шёл обратной дорогой, и Фан Добину с Лу Цзяньчи ничего не оставалось, как следовать за ним, слушая рассказ.
— Когда с виноделием не сложилось, люди с центральных равнин принялись безостановочно вывозить воду из родника, и в конце концов это привело к тому, что жители Шишоу замыслили недоброе, — неторопливо говорил Ли Ляньхуа, глядя на разросшиеся повсюду хризантемы. — Недобрые намерения привели к заговору, а заговор привёл… к ужасным последствиям.
Он неторопливо шёл навстречу сияющим солнечным лучам. И Фан Добин, и Лу Цзяньчи хранили молчание и тихо слушали, никто не хотел говорить.
— Думаю… заговор начался с четвёртой комнаты на этом постоялом дворе, где водятся призраки, — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Помните? В той комнате было два чёрных плаща-накидки, полагаю, никто, уезжая из дома, не стал бы брать с собой два одинаковых плаща, так что людей там должно было проживать двое. Поскольку плащи одинаковые, кому бы они ни принадлежали, это были люди схожего положения, а раз так, то скорее всего, они относились к одному ордену или группе… В таком месте я могу пока предположить, что они были охранниками, нанятыми дельцами с центральных равнин.
— Люди из этого ордена хорошо владели мечом, по вмятине на медной курильнице видно силу удара мечом, — кивнул Лу Цзяньчи. — Таких охранников было более чем достаточно.
Ли Ляньхуа медленно двигался вперёд.
— Если жители деревни Шишоу хотели вломиться в дома пришлых и перерезать всех до единого, то сначала им нужно было устранить охранников, обладающих внушительными боевыми навыками. Помните предсмертную записку, оставленную женщиной, которая повесилась в первой комнате? Она писала: “призрак вышел из четвёртой комнаты”, значит, этот ужасающий замысел начался с комнаты, которую занимали двое охранников. Жители Шишоу явно не владеют боевыми искусствами, они живут высоко в горах, недоедают, не видели другой жизни и слабы телом, им не по силам было справиться с людьми Улиня, много лет обучавшимися боевому мастерству, поэтому чтобы устранить охранников, им пришлось прибегнуть к необычному способу.
Лу Цзяньчи долго думал, но растерянно помотал головой.
— Что за способ?
Фан Добин подумал: убить человека можно подсыпав яду, можно подбросить ему улики и навлечь на него беду, даже клеветой можно убить, что ж ты за дурак такой, что ничего придумать не можешь?
— В четвёртой комнате жили двое, там остался кровавый силуэт, а мебель расколота в щепки — нетрудно заметить, что внутри бушевал кто-то, обладающий огромной силой, а деревенские явно не способны на такое.