— Ван Баши, у кого-то в деревне сегодня пропала свинья?
Ван Баши замотал головой как погремушка-барабанчик.
— В деревне много кто разводит свиней, но не слышал, чтобы у кого-то обнаружилась пропажа, иначе разве он не пришёл бы ко мне с утра пораньше? Свинья дорого стоит…
Ли Ляньхуа покивал, соглашаясь с утверждением “свинья дорого стоит”.
— Мёртвая свинья прошлой ночью тайком прибежала к вам домой, чтобы повеситься — если бы на такое наткнулся бродячий сказитель, непременно сочинил бы целую историю.
— Бродячий сказитель может заработать связку медяков за несколько дней?.. — со смущением и сожалением спросил Ван Баши.
Пока они обсуждали свинью, неожиданно все едоки в заведении пришли в движение, Ван Баши поспешил протиснуться наружу посмотреть, что за переполох, но ещё не успев прорваться через толпу, ошарашенно застыл.
Дом, где он не изведал родительской любви, где утром висела, а потом лежала на полу свинья — загорелся.
И не просто загорелся — судя по тому, как валил густой дым и бушевало пламя, даже превратись он в Лун-вана Восточного моря* и залей всё водой, всё равно остались бы одни угли. Хоть он и не видел мира, однако был понятливым и с безысходностью осознавал, что может попрощаться со своим одеялом за восемнадцать медяков. Но откуда же пожар? У него дома даже масляной лампы не было, что могло загореться?
Лун-ван Восточного моря — существо, выделяющееся среди прочих драконов необычайными размерами — около 1 ли, то есть примерно полкилометра в длину, царь драконов, приносящий дождь.
Ли Ляньхуа помахал рукавом, отгоняя налетевшие от пожара дым и пепел. Заведение тоже пострадало от пожара по соседству — многие посетители разбежались, схватившись за головы. Однако он ещё не доел бобы со специями, так что продолжал трапезу, прикрыв нос.
Ван Баши в оцепенении вернулся, сел рядом с Ли Ляньхуа, несколько раз шмыгнул носом и пробормотал:
— Так и знал, что не к добру эта свиная ведьма появилась, ох, мой дом… моё новое одеяло… — Чем дольше он думал, тем больше горевал и вдруг разрыдался в голос. — Моя покойная матушка, мой покойный батюшка, я не крал, не отнимал, не распутничал, не грабил, о Небо, за что мне наказание, что жена сбежала, а дом сгорел, кого я прогневал? Я не съел ни кусочка свинины, чем навлёк на себя эту свиную ведьму? А-а-а-а…
Ли Ляньхуа беспомощно посмотрел на стоящую перед ним тарелочку с бобами, рядом во все стороны летели слёзы и сопли, не утихал разноголосый гомон — только и оставалось вздохнуть.
— Ну… если не гнушаетесь, можете временно пожить у меня.
Едва не сходя с ума от радости, Ван Баши бухнулся на колени.
— Дагэ, дагэ, вы спасительная звезда моей жизни, небожитель, спустившийся с небес на землю!
Ли Ляньхуа с сожалением расплатился и медленно повёл Ван Баши наружу.
На улице сразу чувствовался жар от пламени, Ван Баши жил в дровнике “Чертогов румянца”, дров там было много и так быстро сгореть дотла они не могли. Зажатые в толпе, новоиспечённые “братья” смотрели во все глаза, Ван Баши сделал было вдох, чтобы зарыдать, но услышал, как Ли Ляньхуа пробормотал:
— Хорошо, что внутри никого не было…
Ван Баши застыл на месте, резко покрылся холодным потом и передумал рыдать.
Ли Ляньхуа похлопал его по плечу.
— Идём.
И тогда Ван Баши послушно последовал за ним по улице, и глаза его с каждым шагом раскрывались всё шире — этот его “дагэ” вошёл в маленький двухэтажный терем, весь покрытый резьбой, изображающей цветы лотоса. Пусть деревянное здание не отличалось особенной высотой, но в глазах Ван Баши оно уже было жилищем знатного человека, обителью небожителя. Ли Ляньхуа открыл двери, однако он не решался сделать даже шажок — внутри всё сияло чистотой, вещей было хоть и немного, но все они, в отличие от тех, что были у него в дровнике — аккуратные и опрятные. Казалось, стоит ступить — уже осквернишь это место, где живёт божество.
— Что такое? — дружелюбно посмотрел на него Ли Ляньхуа, заметив, что он снова дрожит.
Ван Баши готов был разрыдаться.
— С… с-слишком… чисто, я не смею… не смею войти…
— Чисто? — воскликнул Ли Ляньхуа и указал на пол. — Да вон же пыль, не бойся, проходи.
Пыль? Ван Баши сощурился так, что едва не заработал косоглазие, и разглядел на полу ничтожно малое, практически несуществующее количество пыли, но Ли Ляньхуа уже прошёл в дом. Его ни с того ни с сего охватил страх, и он поспешил следом.
Едва он ступил в “Благой лотосовый терем”, как раздался грохот — по улице пролетел цветочный горшок и разбился перед дверями, ровнёхонько там, где только что стоял Ван Баши. Вздрогнув от испуга, он развернулся и высунул голову — по улице ходили люди, но неясно, кто бросил горшок.