Фан Добин немедленно вспомнил про яшмовую шпильку в виде павлиньего пера и верёвку и поспешил достать их из шкафа.
— Вот, вот, эта вещица была прицеплена к платью.
Ли Ляньхуа не спеша взял шпильку и указательным пальцем провёл по кончику — прямому и заострённому, гладкому как зеркало, отполированному до блеска.
— Эта вещь… — медленно проговорил он. — Совсем без выступов, как же её прицепили?
Фан Добин замер — забирая платье, он скатал его в комок и сунул за пазуху, а когда развернул, шпилька выпала, откуда ему знать, как она держалась? А ведь и правда, у шпильки в виде павлиньего пера конец закруглённый и приплюснутый, без выпуклостей, линии резьбы тонкие и сглаженные, как же её прицепили к газовой ткани?
— Единственное объяснение — вот так. — Ли Ляньхуа воткнул яшмовую шпильку тонким концом в дырочку на рукаве накидки. — Её воткнули, а не прицепили. — Он тяжело вздохнул. — Кто-то с помощью этой шпильки проколол платье. Если он не испытывал к накидке смертельной ненависти, то сделавший это — неважно, была ли она в этот момент на кого-то надета — короче говоря, скорее всего, он хотел заколоть владельца платья. — Помолчав, он снова медленно заговорил: — Или же… таким образом… — Он выдернул шпильку и воткнул её изнутри рукава, так что кончик показался снаружи. — Вот так.
У Фан Добина по телу побежали мурашки.
— Это… это… — запинаясь, начал он.
— Это значит… Платье кому-то принадлежало, и его владелец сам держал яшмовую шпильку острым концом наружу и намеренно или по неосторожности проткнул свой рукав. — Одним словом, владелец у накидки был.
У платья был владелец.
И явно не Лу Фан.
Раз Лу Фан собирался подарить накидку жене, то разумеется, проткнуть её не мог, к тому же, дырочка выглядела не слишком новой, не похоже, что её сделали прошлой ночью.
— На мой взгляд… — после долгого молчания снова заговорил Ли Ляньхуа. — Если воткнуть вот так… — Он воткнул шпильку в рукав платья концом вовнутрь. — Когда накидку вешали, шпилька могла бы выпасть под тяжестью головки. — Он не спеша вытащил шпильку и проткнул рукав изнутри наружу. — А так… Широкая часть шпильки застрянет в рукаве, и она не выпадет.
— Выходит, когда платье повесили на мосту, шпилька была воткнута в рукав? — воскликнул Фан Добин. — Значит, раз оно не новое, то на самом деле принадлежит не Лу Фану.
— И шпильку воткнул, скорее всего, тоже не он, — кивнул Ли Ляньхуа.
— Неизвестно, откуда Лу Фан взял газовую накидку. — Фан Добина неожиданно осенило. — Тогда объяснимо, что её украли — она принадлежит не ему. Кто-то украл её и воткнул в рукав шпильку — чтобы напомнить Лу Фану, что накидка-то не его, чтобы он не забывал, где добыл её.
— Да, — вздохнул Ли Ляньхуа. — Больше с накидкой ничего не было, газовая ткань хоть и дорогая, но никак не дороже этой яшмовой шпильки. Никто не стал бы притворяться духом и прикидываться демоном лишь ради платья. Лу Фан наверняка видел нечто неблаговидное и достал платье в месте, о котором нельзя говорить… Он испытывал угрызения совести, поэтому и его и напугали до потери рассудка.
— Лу Фан говорил, что потерял шкатулку, возможно, шпилька и газовая накидка лежали вместе, — задумался Фан Добин. — Необязательно, что “вор” принёс их специально, чтобы его напугать.
— Ничего! — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Пусть Лу Фан и обезумел, Ли Фэй ведь всё ещё в своём уме? И он, вероятно, знает о неблаговидных делишках Лу Фана.
Фан Добин рассмеялся и с силой хлопнул его по плечу.
— Иногда ты почти такой же умный, как я.
К этому моменту дедушка Ван во главе младших стражников доставил разнообразные вещи, необходимые Ли Ляньхуа для проведения обряда, приказал положить всё в саду под окном Лу Фана, отряд пришёл стройным шагом и столь же быстро, отработанным приёмом, удалился. Евнух Ван не проявлял большого интереса к дворцу Великой добродетели, единственным, кто удостоился толики его внимания, был старший сын чиновника Фана, которого император собирался женить, и молодой человек явно не произвёл на него большого впечатления. Он уже более тридцати лет был старшим дворцовым евнухом и не покидал пределов императорского двора, отчего его лицо застыло мёртвой маской, взгляд стал чересчур глубоким и непостижимым. Бросив взгляд на Фан Добина и Ли Ляньхуа, он откланялся.
Опустились сумерки, и друзья остались во дворце Великой добродетели одни. Царила тишина, немногочисленные здания и просторный двор утопали в растительности, от императорского дворца их отделяло всего несколько стен — место было укромное.
Ли Ляньхуа с серьёзным видом поставил курильницу, зажёг три палочки благовоний, расставил четыре мясных и четыре постных блюда, которые пусть и остыли, но для того, кто много дней сидел на простой каше и закусках, всё ещё казались аппетитными. Фан Добин вытащил окорочок и тут же принялся есть.