— В Поднебесной не слышали, а вам известно? — усмехнулся Ли Ляньхуа.
Бу Чэнхай ничуть не разозлился.
— Мне известно, что император вызвал Лу Фана и остальных четверых в столицу лицезреть сына неба именно из-за истории с Пагодой блаженства. — Он не стал ничего утаивать. — Большая часть двора знает, что в последнее время император обеспокоен расширением дворца Утреннего солнца, который он задумал обновить для принцессы Чжаолин. Однако, по завещанию его предшественника, нельзя проводить строительные работы к югу от Пагоды блаженства, так что его величество пожелал знать, где именно её начинали строить.
— Предыдущий император завещал, чтобы к югу от Пагоды блаженства не проводили строительные работы? — изумился Ли Ляньхуа. — Какой в этом смысл?
— При дворе много правил, — покачал головой Бу Чэнхай, — не следует искать в них смысл.
Ли Ляньхуа сделал ещё один кружок по камере.
— Пагоду блаженства по каким-то причинам не достроили.
— Да, — терпеливо подтвердил Бу Чэнхай.
— О смерти господина Ли я не лгал, — развернувшись, вдруг сказал он и вздохнул. — Прошлой ночью, когда мы пришли в рощу, господин Ли был уже мёртв, и не ведаем, кто же убил его и повесил на дереве.
— Если вы на самом деле не знали, то почему оказались в роще? — нахмурился Бу Чэнхай.
— Мы правда не лгали, — кашлянув, очень серьёзно заговорил Ли Ляньхуа. — Прошлой ночью прибежали в рощу из-за тысячелетнего лиса-оборотня.
— Тысячелетнего лиса-оборотня? — ещё сильнее наморщил лоб Бу Чэнхай.
— Дело вот в чём… — с серьёзным видом отвечал Ли Ляньхуа. — Молодой господин Фан завёл себе пса и назвал “Тысячелетний лис-оборотень”, вчера ночью мы выпивали во дворце Великой добродетели, и собака неизвестно откуда притащила окровавленный лоскут ткани, поэтому мы и последовали за ней.
— Так вы следом за псом оказались в роще и обнаружили тело господина Ли? — прозрел Бу Чэнхай.
— От господина Бу ничто не укроется, — закивал Ли Ляньхуа.
От какой-то мысли выражение лица Бу Чэнхая переменилось.
— В таком случае, где же теперь эта собака?
Ли Ляньхуа снова кашлянул.
— Пёс принадлежит молодому господину Фану, боюсь, об этом придётся спросить его самого.
Бу Чэнхай кивнул.
— Всё, что вы рассказали, не имеет доказательств, и я должен проверить, поэтому не могу пока освободить вас от подозрений.
— Сейчас я лишь хотел бы узнать, когда принесут еду, и пока не намереваюсь уходить отсюда, — улыбнулся Ли Ляньхуа.
Бу Чэнхай на миг замер, но не стал ничего говорить и ушёл, не оглядываясь.
Господин Бу — человек умный. Ли Ляньхуа с удобством уселся на застеленную циновку. Дело о Пагоде блаженства, вероятно, затронет многих, и раз оно связано с императорской семьёй, само собой, чиновник из приказа разберётся в нём лучше.
Вообще-то эта тюрьма выкопана глубоко, зимой в ней тепло, а летом прохладно, и если бы не отсутствие кровати, спать здесь было бы вполне приятно.
Бу Чэнхай приказал вернуть Фан Добина домой, однако молодой Фан был сообразительным и, разумеется, не собирался повиноваться. К тому же, вот вернулся бы он в дом Фан Цзэши, а тот ведь в хороших отношениях с Ван Ичуанем — наверняка и эта принцесса где-то поблизости. Поэтому на полпути он метнулся быстро как вспышка, у двоих охранников зарябило перед глазами, и в следующий миг они уже не знали, куда и в каком направлении исчез молодой господин Фан. Напуганные, они поспешили уведомить Фан Цзэши и Бу Чэнхая, про себя однако восхищаясь столь исключительной техникой цингуна.
Перед тем, как отправиться в тюрьму, Ли Ляньхуа чуть тряхнул рукавом, сунув три листа бумаги в руку Фан Добину. Естественно, в тюрьме он не мог избежать обыска, но не хотел, чтобы о странных записках стало известно Бу Чэнхаю. Фан Добин спрятал их, пробежался взглядом вокруг — пусть пока он не решил, куда идти, но надо было забрать из дворца Великой добродетели ту накидку, в которую заворачивали окорок, верёвку с петлёй и яшмовую шпильку, оставленные в шкафу.
Покружив по столичным улицам, Фан Добин с непринуждённым видом приблизился к задним воротам дворца Великой добродетели, забрался на стену, спрыгнул во двор на большое дерево, избегая глаз и ушей стражи, совершил ещё несколько прыжков и добрался до крыши своей комнаты. Сейчас во дворце остались только дозорные, но после того, как здесь произошло столь громкое событие, они тоже трепетали от ужаса и даже среди бела дня не решались часто выходить. Фан Добин опустился на крышу, скользнул взглядом по слою грязи и пыли и вдруг заметил, что помимо виденных той ночью следов, на нём есть ещё несколько неглубоких борозд.