Бу Чэнхай вдруг замер — нет! Неправда, что никто не видел! Возможно, Лу Фан… Лу Фан должен был видеть!
Но что за зверь способен одним своим видом напугать человека до потери рассудка?
Ли Ляньхуа мирно спал в своей камере.
По правде говоря, в тюрьме кормили неплохо — подали кашу, закуски и даже немного куриных яиц, аппетит у него был неплохой, и, наевшись, он остался доволен. Он не знал, где заперли Шао Сяоу, но подумал, что тюремной едой его не прокормить, остальное же его не особенно беспокоило.
Его разбудил громкий звон.
— Тридцать пятая камера! — крикнул кто-то. — Подъём, подъём, пришёл посетитель!
Ли Ляньхуа резко сел, на миг подумав, что ещё в детстве потерял обоих родителей, двоюродные родичи рассеялись по свету, невеста вышла за другого — кто может навещать его в тюрьме? Смертники из камеры напротив вскарабкались на ноги, в восхищении глядя на него. Он тоже с любопытством посмотрел наружу.
Посетитель выделялся черными волосами, белоснежными одеждами и вышитыми сапогами. Ли Ляньхуа был ужасно разочарован. Смертники напротив зацокали языками от удивления и принялись обсуждать, как здорово иметь богатого родственника, ведь он мог войти сюда, а их жён, детей и стариков не пускали.
Вздохнув, Ли Ляньхуа поднялся на ноги с дружелюбной улыбкой.
— Неужели батюшка тебя выгнал?
Посетителем был, разумеется, Фан Добин, он и так вошёл в тюрьму мрачнее тучи, теперь же его лицо ещё сильнее потемнело.
— Несносный Ляньхуа, дедушка Ван мёртв.
— Дедушка Ван? — Ли Ляньхуа замер.
Фан Добин скрипнул зубами.
— Мёртв, его загрызла какая-то тварь, обглодала дочиста.
— Где он умер? — нахмурился Ли Ляньхуа.
— Во дворце Великой добродетели, я проверил, но на этот раз записки не было, и ничего не украли, вещи остались на месте. — Он на миг вытащил из рукава яшмовую шпильку и снова убрал. — Но он умер в моей комнате.
— Это… не поддаётся никакому объяснению, — пробормотал Ли Ляньхуа. — Неужели евнух Ван о чём-то знал? О чём же он мог знать?
Фан Добин побледнел и покачал головой.
— Короче говоря, выходи отсюда. Дело становится всё более громким, жертв всё больше, нужно скорее выяснить, кто убийца, чтобы вода спала и камни обнажились*.
Вода спала и камни обнажились — всё прояснилось.
— Ну… — сухо кашлянул Ли Ляньхуа. Он хотел было сказать, что они в столице, и расследовать убийство поручили Бу Чэнхаю и Хуа Жусюэ, а не ему, Ли Ляньхуа, но при виде сердитого лица друга пришлось придержать эти объяснения при себе.
Молодой господин Фан гневался.
Ничто не могло ждать.
— Живей! Выходи! — Фан Добин пнул двери камеры.
— Перестань, — схватился за голову Ли Ляньхуа. — Это собственность Приказа, осторожнее!
Фан Добин ещё сильнее разозлился, снова ударил ногой, и в деревянной двери появилась трещина.
— Прекратите! — ворвались приказные.
Фан Добин с холодной усмешкой поднял бирку.
— У меня бирка господина Бу, я желаю освободить этого человека, кто посмеет мне помешать?
— Все вон! — раздался среди беспорядков голос Бу Чэнхая.
Перепуганные приказные указали на Фан Добина и Ли Ляньхуа.
— Господин, эти двое замыслили побег, тягчайшее преступление, нельзя их отпускать…
— Я знаю, — бесстрастно отозвался Бу Чэнхай.
Не осмелившись ничего добавить, приказные медленно удалились.
Бу Чэнхай бросил взгляд на Фан Добина, тот фыркнул, сжал в руке верительную бирку, но не вернул ему.
— Ну… — потерев щёку, выдавил Ли Ляньхуа. — Я ведь морочил людей во дворце Великой добродетели, вводил в заблуждение лукавыми речами, под прикрытием обряда убил чиновника и под покровом ночи повесил его на дереве… Боюсь, меня не следует выпускать…
— Да-да-да, — вспылил Фан Добин, — а ещё ты загрыз насмерть евнуха Вана, свёл с ума Лу Фана и натравил тысячелетнего лиса-оборотня на человека, в таком случае, я отправлюсь к императору и скажу, что тебя следует казнить, чтобы больше не вредил людям!
Ли Ляньхуа смирно поддакивал.
— Молодой господин Фан! — повысил голос Бу Чэнхай.
Злость Фан Добина ещё не рассеялась, его всё несло.
— Я сунул нос не своё дело, только чтобы спасти тебя отсюда, хотя и без тебя, приятель, мог бы поймать…
— Молодой господин Фан! — взревел Бу Чэнхай.
Фан Добин сделал паузу.