Фан Добин понял, что дело принимает скверный оборот, и Лю Кэхэ с Чжао Чи явно уверились в виновности Ли Ляньхуа, а с другой стороны, и глазом не успеешь моргнуть, подоспеет стража, если бежать не сейчас, то когда? Он не медля схватил друга за руку и бешено рванулся той же дорогой, которой пришёл.
— А… — Ли Ляньхуа был всё ещё в своих мыслях, как Фан Добин схватил его и потащил на восток. Тот, худой как хворостина, весил всего около сотни цзиней, и, естественно, цингуном владел так, словно был проворнее порхающей ласточки, легче лебяжьего пуха — мало кто в цзянху сумел бы его обогнать. Он помчался по улице — только дома по обе стороны замелькали. Когда крики остались далеко позади, Фан Добин вдруг опомнился и уставился на друга.
— Как ты за мной успеваешь?
— Моё боевое мастерство всегда было высоким… — благовоспитанно улыбнулся Ли Ляньхуа.
— Если твоё, приятель, боевое мастерство такое высокое, то я — первый в Поднебесной, что ли? — насмешливо фыркнул Фан Добин.
Друзья пролетели по столице подобно ежемесячному урагану, добежали до невысокой горы, где их не смогли бы быстро отыскать дворцовые стражники, и лишь тогда остановились.
Фан Добин сунул руку за пазуху, извлёк только что подобранную окровавленную записку и развернул на ладони.
— Ляньхуа, в смерти Шан Синсина точно кроется какая-то тайна. Он уже виделся с императором и всё рассказал, почему же его убили?
Ли Ляньхуа внимательно рассмотрел записку.
— Это лишь означает, что пусть он и рассказал, но император не понял, иными словами, хоть он и знал главное, но сам не понимал этого, и лишь убив его, преступник мог быть спокоен.
Фан Добин запрыгнул на большое дерево и уселся на ветку, прислонившись спиной к стволу.
— Отец сказал, император и правда беседовал с Чжао Чи и остальными о Пагоде блаженства. По словам Чжао Чи, тогда дедушка Ван бросил их в колодец, но только Лу Фан исчез на дне, и куда он подевался, они так и не узнали.
— Лу Фан исчез на дне колодца? — удивился Ли Ляньхуа. — Но там ведь вода, куда он мог пропасть?
— Пропал на дне колодца, и ладно, — пожал плечами Фан Добин. — Отец сказал, на самом деле Пагоду блаженства тогда достроили, но одной ненастной ночью она вдруг исчезла… Целая пагода растворилась в воздухе, что такого в том, что человек пропал в колодце? Может, там была какая-то дыра, если он не умел плавать и опустился на дно, то конечно, исчез.
— Верно говоришь… — радостно подхватил Ли Ляньхуа. — Если под пагодой тоже была дыра, а она провалилась туда и исчезла…
— Я с тобой серьёзно говорю, вот зачем ты такой вздор выдумываешь? — замерев на миг, разозлился Фан Добин. — Теперь и Шан Синсин мёртв, кто знает, может, следующим будет Лю Кэхэ или Чжао Чи, а ведь это две человеческие жизни! Ты вычислил, кто преступник или нет?
— Ну… солнце ещё высоко, думаю, ни тысячелетний лис-оборотень, ни Белый тигр-повелитель не вылезут, дворцовая стража поблизости, а значит, и господин Бу тоже скоро прибудет. Ни господину Лю, ни господину Чжао пока что ничего серьёзного не угрожает.
— Так кто убийца? — уставился на него Фан Добин.
Ли Ляньхуа утратил дар речи и надолго умолк.
— В последнее время я плохо соображаю…
— Да ты притворяешься, — ещё более сердитый, обиделся Фан Добин. — Дождёшься, пока и Лю Кэхэ с Чжао Чи умрут, всё равно ведь в цзянху каждый день погибают люди, что там какие-то трое-пятеро человек.
Ли Ляньхуа прикусил язык, спустя долгое время вздохнул, подобрал с земли ветку, снова надолго замер, а затем начертил на земле две линии.
Фан Добин сидел на дереве, всматриваясь в горные леса. Это место находилось к юго-востоку от столицы, вдали тянулись горные вершины, кроваво-красное заходящее солнце клонилось к западу, окутывая горы золотистым сиянием, словно дорогим золочёным покрывалом.
— Ляньхуа, — вдруг позвал он.
Тот не ответил, продолжая рисовать что-то на земле.
— И почему я раньше не замечал, какой пустынный здесь пейзаж… — пробормотал он себе под нос, потом вдруг осознал, что друг ему не ответил, и зыркнул вниз. — Несносный Ляньхуа.
Тот всё ещё не отзывался. Фан Добин увидел, что он за каким-то демоном нарисовал на земле сетку.
— Что ты делаешь?
Ли Ляньхуа неторопливо начертил на сетке несколько линий. Фан Добин услышал, как он что-то бормочет себе под нос — как будто что-то зачитывает, и немедленно спрыгнул с дерева. Со своим превосходным цингуном, он опустился беззвучно, словно опавший лист. Друг и правда как будто его не заметил, всё продолжая тихонько размышлять вслух. Фан Добин долго стоял рядом с ним и прислушивался, но не смог понять ни слова, а когда терпение лопнуло, слегка пихнул его.