— Раз ты знал, кто убийца, почему не сказал мне, когда я спрашивал? — взорвался Фан Добин.
— Боялся, что он заметит, как ты сверлишь его взглядом, и сбежит.
Фан Добин сердито зыркнул на него.
— Когда это я не мог скрыть намерения?
— Ну-у… — рассеянно протянул Ли Ляньхуа.
Господин Фан рассердился ещё сильнее.
— Хотя мы с Цинши и подозревали, что это “Гэ Пань” убийца, но не могли быть уверены наверняка, — выдохнул Ян Цююэ.
Ли Ляньхуа оглядел его с головы до ног и осторожно спросил:
— Теперь-то… юный герой Ян, можешь поведать нам, почему ты предпочёл стерпеть несправедливые обвинения, но не осмелился рассказать правду?
Фан Добин добавил про себя: и зачем ученику Байму из Удана с высоким положением в цзянху становиться простым караульным и сторожить мертвеца? Может, тоже польстился на хранящееся в гробнице сокровище?
— Я пытался выяснить местонахождение пропавшего много лет назад Хуанци-шишу, — ответил Ян Цююэ. — Одиннадцать лет назад он исчез в окрестностях Си-лина, я вступил в караул гробницы, чтобы разузнать тайны этого места.
— Даос Хуанци был среди пропавших одиннадцати человек? — ахнул Фан Добин. — Ого, слышал, этот старик — мастер цимэнь багуа*, кто знает, может, поэтому его и заманили сюда. Ох, неужели его съели те люди?
Цимэнь багуа — древняя форма гадания, первоначально разработанная для помощи в формировании военной стратегии и тактики
Ян Цююэ слегка разозлился, но поскольку у него всегда был угрюмый вид, на лице это не отразилось, он лишь сказал с прохладой в голосе:
— Я провёл в Си-лине три года, изучил надписи, прочитал летописи предыдущей династии и нашёл кое-какие зацепки.
— Имеющие отношение к смерти императора Сичэна? — спросил Ли Ляньхуа.
Ян Цююэ кивнул.
— Си-лин похож на место захоронения, но не является им: это будто бы императорская гробница, но в неё можно попасть, в сторожевой башне можно жить, а ещё число лошадей, которое здесь содержат, намного превышает количество караульных. В летописях и памятных надписях говорится, что после скоропостижной кончины Сичэна на престол взошёл его сын, однако вскоре пропал без вести, наступила смута и страна пришла в упадок.
— Я только знаю, что сын императора Сичэна, император Фанцзи был чрезвычайно уродлив, с неровными бровями и косоглазием, — перебил Фан Добин.
— Император Фанцзи был увечным, безобразной наружности, и взойдя на престол, редко посещал столицу, опасаясь, что придворные будут тайком насмехаться над ним. Однако если верить историческим записям, родился он нормальным, с детства был умён и сообразителен, весьма проницателен в государственных делах, и Сичэн в нём души не чаял. В “Хрониках аудиенций” говорится, что в юности он был красив, имел прекрасные манеры и возвышался над людьми; но в семнадцать его поразил недуг, от которого лицо исказилось в судорогах, навсегда обезобразив. С того года, когда Сичэну исполнилось тридцать пять, а Фанцзи — семнадцать, на императора начались покушения, и однажды его тяжело ранили. Кто-то дерзнул заявить, что это Фанцзи подослал убийц, Сичэн разгневался и приказал обезглавить наглеца. У Сичэна было одиннадцать сыновей, но благоволил он только Фанцзи. — Помолчав, Ян Цююэ продолжил: — С семнадцатилетия Фанцзи император осыпал его бесчисленными драгоценностями, титулами и даже даровал прекрасных наложниц, но как ни удивительно, сын вёл себя с отцом крайне непочтительно, в летописях сохранились его бранные слова — однако отец его не наказывал. После внезапной смерти Сичэна Фанцзи взошёл на престол, хотя говорится, что завещания не было, но возражений ни у кого не нашлось: все знали, что на троне может быть только он.
— И впрямь странно, — пробормотал Фан Добин. — Отец и сын явно были не в ладах…
Ян Цююэ обратил взгляд к Ли Ляньхуа.
— Господин Ли, как признанный целитель, не могли бы вы подтвердить кое-что для меня?
— Что именно? — отозвался тот.
Молодой караульный поколебался и спросил:
— Это искривление рта и лицевые судороги — не могли они быть результатом отравления или травмы?
Ли Ляньхуа уставился на него. Фан Добин про себя расхохотался — фальшивый лекарь натолкнулся на задачку не по зубам, но не успел пошутить, как услышал вежливое: “Разумеется”. Он поперхнулся — этот мошенник сказал лишь “разумеется”, но не уточнил “разумеется, могли” или “разумеется, нет”. Ян Цююэ не заметил этой уловки и продолжал говорить.