Фан Добин же был совершенно сбит с толку.
Уже сгоревшим одеянием был мужской халат со сборками.
Изготовленный из ткани высокого качества, но, кроме этого, он ничем не выделялся, даже не был украшен вышивкой с лотосами.
Неясно, что такого ценного было в халате, чтобы, презрев опасность, пойти на убийство Шан Синсина, а потом поджечь эту вещь.
Что могло скрывать это одеяние? У Лу Фана и Ли Фэя тоже были накидки, однако убийца не только не стал их сжигать, но даже надел одну на тело Ли Фэя, а вот одеяние Шан Синсина почему-то сжёг.
Почему?
Отличие только в том, что это — парадный халат со сборками, а те две — газовые накидки.
Разве такая уж разница?
Фан Добин приходил во всё большее замешательство.
Кто прятался в комнате Шан Синсина?
Устроив поджог, он сбежал, воспользовавшись суматохой, или смешался с теми, кто прибежал на помощь?
Молодой господин Фан был растерян, очень растерян.
Дворец, императорская кухня.
Ян Юньчунь с Ли Ляньхуа устроились на большой балке. В руках первый держал тарелку с едой, а второй — палочки.
— Узнай жители столицы, что «Высочайше одарённый небесный дракон» тайком бегает на кухню и ворует еду, наверняка были бы разочарованы, — покосившись на Ян Юньчуня, вздохнул Ли Ляньхуа.
— На императорской кухне все знают, что я могу зайти перекусить ночью, — улыбнулся Ян Юньчунь. — Эти блюда оставили специально для меня.
Ли Ляньхуа подцепил палочками росток бамбука с его трёхсоставного блюда из нежного куриного мяса и молодых ростков бамбука.
— И правда не сравнить с сушёной редькой, — прожевав, похвалил он.
— Сушёной редькой? — нахмурился Ян Юньчунь.
— Да это так, — кашлянул Ли Ляньхуа. Он сидел со скромным видом, только правой рукой подхватывая еду с чужой тарелки. — Надо полагать, господину Яну известно об убийствах во дворце Великой добродетели?
— Так ты из-за этого пришёл? — удивился потрясённый Ян Юньчунь. — Разумеется, известно. — И не просто известно, он был прекрасно осведомлён об этом деле — в конце концов, его сестрёнке Ван Вэйцзюнь недавно пожаловали титул принцессы Чжаолин, а Фан Добин, которого император выбрал ей будущим мужем, проживал во дворце Великой добродетели.
— Фан-фума много лет мой близкий друг, — сказал Ли Ляньхуа и сделал крохотную паузу. — Во дворце Великой добродетели произошло много убийств, господин Лу сошёл с ума, господин Ли, дедушка Ван и господин Шан мертвы. Если не поймать этого злодея, жестокого до крайности, народ будет тяжело успокоить, императорский двор лишится влияния.
Ян Юньчуня изумило, что этот человек способен говорить разумные вещи — ведь только что он втягивал голову в плечи и в страхе дрожал за свою жизнь, словно какой-то воришка. Теперь же, присмотревшись получше, императорский телохранитель заметил, что он аккуратно одет, лицо порядочное — больше похож на учёного изящной наружности, на вид довольно молодого — не старше двадцати пяти лет, и вполне можно назвать его возвышенным и утончённым.
— Фума — человек пылкий и благородный, близко к сердцу принял смерть господ чиновников, — продолжал Ли Ляньхуа. — Боюсь, он не заснёт, пока не добьётся правды.
Ян Юньчунь совершенно ничего не знал о Фан Добине, только что его отец — Фан-шаншу, и что он выдержал экзамен в семилетнем возрасте и считался человеком умным и проницательным. Слова Ли Ляньхуа произвели на него хорошее впечатление.
— Ну… Фан-фума полагает, что эти господа, возможно, знали какую-то тайну, и их убрали как свидетелей, а тайна, скорее всего, и есть причина, по которой их вызвали ко двору.
Ян Юньчунь ещё сильнее удивился, решив про себя, что его будущий зять весьма неплох.
— Можно сказать и так. Говорят, император вызвал их, чтобы расспросить о местонахождении Пагоды блаженства. Его величество желает перестроить дворец для сестрёнки Вэйцзюнь, а по заветам его предков к югу от Пагоды блаженства нельзя вести строительство. Императора всего лишь интересует, где она находится.
— Верно, как говорят, этих господ в молодости бросили в один из колодцев императорского дворца, где они пережили некие приключения. Вероятно, его величество предположил, что с колодцем что-то не так, и он может быть связан с Пагодой блаженства. — Ли Ляньхуа успевал и улыбаться, правой рукой тщательно вылавливая куриные крылышки с тарелки Ян Юньчуня, и неторопливо говорить. — Фан-фума полагает, раз восемнадцать лет назад с чиновниками произошло что-то загадочное, возможно, об этом говорится в записях Ван Гуйланя, а также, поскольку дело касается Пагоды блаженства, следует тщательно изучить все записи о ней столетней давности. Фума сегодня ночью очень занят, поэтому попросил меня пойти во дворец и одолжить эти книги. — Выражение его лица оставалось непринуждённым и благовоспитанным, на губах играла лёгкая улыбка. — Как только он их просмотрит, сразу же вернёт. Фума очень богат, у него столько произведений живописи и каллиграфии, золота и драгоценностей, что нет нужды воровать сокровища.