Фан Добин ещё не решил, хочет ли кланяться, но раз уж изысканная красавица опустилась на колени, то и он кое-как бухнулся, вот только колени-то он преклонил, а долгих лет не пожелал.
Вошедший мужчина средних лет в ярко-жёлтых одеждах и был нынешним императором Хэнчжэном. Фан Добин думал, что старик-император тоже только ест да спит, бездельничает да обнимает красавиц в своём дворце, а потому старый, толстый и проводит дни в излишествах и распутстве — а оказалось, он вовсе не старый и не толстый, и, тем более, не уродливый, едва за сорок лет, благородной наружности.
Хэнчжэн прошёл в комнату и разрешил всем подняться. Фан Цзэши снова заставил сына преклонить колени.
— Это мой недостойный сын — Фан Добин, — сообщил он императору.
— Мой дорогой подданный, ты прочитал тысячи томов, почему же дал родному сыну такое имя? — улыбнулся Хэнчжэн с миролюбивым выражением лица.
На лице Фан Цзэши отразилась лёгкая неловкость.
— Когда мой недостойный сын родился, ваш подданный отсутствовал дома. Жена сказала, что он слаб здоровьем, вряд ли выживет, потому я дал ему молочное имя Добин, а потом… Оно так и осталось.
Император расхохотался.
— Дорогой подданный верен правителю и стране, но слишком безразличен к жене и детям, так тоже не годится.
Фан Цзэши поспешно согласился, Фан Добин выругался про себя, но лицо его по-прежнему выражало почтение, скромность и послушание.
Поговорив с Фан Цзэши, император позволил Фан Добину подняться. Молодой человек встал на ноги и заметил, что старик-император не только не стар, но ещё и немного выше его ростом, а в молодости наверняка был настоящим красавцем. Он невольно рассердился — мало того, что император в полной мере наслаждается богатством и почестями, владеет и страной, и красавицами, так ещё и хорош собой, что же, всем остальным мужчинам, которые не могут получить такой титул, теперь пойти и повеситься?
Хэнчжэн, разумеется, не знал, какая путаница в голове у Фан Добина, и остался доволен его приятной внешностью и тонкими чертами лица.
— Мы давно слышали, что сын подданного Фана — человек выдающийся, смел и справедлив, превосходно владеет боевыми искусствами, с детства был одарённым и заслужил славу благородного героя.
Фан Добин всегда бахвалился, не жалея сил, но слова императора заставили его слегка покраснеть, от смущения он не знал, что и сказать. Он вовсе не был одарённым с детства, хотя и рано сдал экзамен, и не был смелым и справедливым героем, пусть и правда совершил немало героических и правильных поступков — вот только все их он совершал не один…
— Моя дочь… — Хэнчжэн притянул принцессу Чжаолин, которая очаровательно улыбнулась — её радостное выражение лица было способно разрушать города. — Родная младшая сестра нашего «Высочайше одарённого небесного дракона» Ян Юньчуня. В боевом мастерстве подданный Ян не имеет равных, во дворце он если не первый, то второй. Смог бы ты с ним сравниться?
Едва не поперхнувшись воздухом, Фан Добин огромными глазами уставился на императора. Ян Юньчунь стал «юным героем», получив накопленные за несколько десятилетий силы Сюаньюань Сяо, а сам-то он не вышел из материнской утробы с боевыми навыками, разве может сравниться с ним? Он уже собирался признать своё поражение, как император снова заговорил.
— Если превзойдёшь подданного Яна, я отдам принцессу тебе в жёны. Что скажешь?
Признание поражения едва не сорвалось у Фан Добина с языка, но встало поперёк горла. Принцесса улыбнулась ему — эти нежные черты лица, эта сияющая кожа… Он так и не смог ничего сказать, про себя сетуя на свою горькую участь — быть фума и так сплошное мучение, а оказывается, титул ещё и не просто так дают, император решил устроить состязание и только после победы выдаст за него принцессу.
Стоявший рядом Фан Цзэши, хоть и не был близок с сыном, знал, что Фан Добин сильно уступает Ян Юньчуню, и хотел было вежливо отказаться, как вдруг заговорила принцесса.
— Ваше величество, разве смелость и справедливость измеряются в силе и боевых навыках? Пусть мастерство моего брата высоко, но разве оно сравнится с героической доблестью молодого господина Фана, когда прошлой ночью он оказался заперт в море бушующего пламени лишь потому, что хотел схватить злодея?
От услышанного Хэнчжэн замер, а Фан Добин оцепенел.
— И мы ещё думали, что ты наверняка не захочешь выходить замуж за юношу без заслуг и славы, — расхохотался Хэнчжэн. — Теперь видим, что зря переживали.
У Фан Добина горело лицо, но про себя он горько усмехнулся — то, как он оказался в горящей комнате и был вынужден звать на помощь, вряд ли вязалось с «героической доблестью»…