Над головами иглами и снегом дробились удары сабли и меча.
Столь стремительные, что летели клочки одежды и отсечённые волоски.
На вихрь развевающихся одежд было больно смотреть… но он завораживал.
Саблей сражалась женщина в красном, со скрытым вуалью лицом — никакой обнажённой кожи, и всё же, когда она стояла на крыше с чуть развевающимися длинными волосами, угадывался её соблазнительный облик.
Мечом сражался Ли Ляньхуа.
Все звуки затихли, прошло лишь несколько мгновений — но казалось, будто целая вечность.
— Хи-хи… — Женщина в красном слишком долго обдумывала свои замыслы и промахнулась, однако не рассердилась, а из-под вуали одарила Ли Ляньхуа обворожительной улыбкой, развернулась и скрылась из виду.
Фан Добин ошарашенно уставился на друга.
Опустив меч, Ли Ляньхуа тяжело выдохнул.
Ян Юньчунь медленно повернулся, глаза его горели удивлением.
— Прекрасная техника!
Ли Ляньхуа горько усмехнулся. Фан Добин всё ещё стоял в оцепенении, словно совершенно не узнавал человека перед собой.
Вздохнув, Ли Ляньхуа бросил на него взгляд.
— Я ведь говорил, что победил Фэн Цина потрясающим, изящным, единственным во всём мире и неповторимым приёмом, а Бай Цяньли от восхищения пал передо мной ниц и преподнёс меч обеими руками… Но ты не поверил, — пробормотал он.
— Ты… ты… — В глазах Фан Добина наконец забрезжила искра жизни, он слегка шевельнулся.
Ли Ляньхуа опустил меч на землю.
— Кхэ-кхэ… — Похоже, он сплюнул кровь, тут же сорвал с лица пояс полотенце и вытер.
Выйдя из оцепенения, Фан Добин подошёл к нему.
— Ты… ты…
Ян Юньчунь надавил Лю Кэхэ на несколько важных точек, убрал меч в ножны и, освободив руки, поддержал Ли Ляньхуа. Тот улыбнулся ему, но направился прямо к Лю Кэхэ.
В схватке с Ли Ляньхуа Лю Кэхэ прекрасно разглядел его удар, и после этого не проронил ни слова.
— «Фея яшмовых бабочек» Вань Юньнян погибла десять лет назад от моей руки, — наклонившись, прошептал Ли Ляньхуа ему на ухо.
На лице Лю Кэхэ не отразилось никаких чувств.
— Ты победил, — кивнул он чуть погодя.
Ли Ляньхуа слегка улыбнулся, кивнул, но потом покачал головой.
К этому моменту Фан Добин наконец пришёл в себя.
— Несносный Ляньхуа! — закричал он.
Втянув шею в плечи, Ли Ляньхуа обернулся. Выражение лица Фан Добина можно было назвать впечатляющим — на нём отражались ужас, сомнение, волнение, недоверие, нетерпение, любопытство, растерянность и так далее. Ли Ляньхуа залюбовался, восхищаясь переменами на лице друга.
— Да как у тебя лицо может выражать столько всего одновременно… — удивлённо воскликнул он.
Фан Добин схватил его и принялся трясти.
— Несносный Ляньхуа! Этот удар! Где ты такому научился? У кого подсмотрел? В каком-то трактате? Ты не полностью овладел этой техникой? Скорей покажи мне этот трактат! Я тоже хочу научиться! Скорей-скорей-скорей…
— По… постой… — От такой тряски у Ли Ляньхуа из уголка рта выступила кровь, а затем он повалился на Фан Добина и обмяк.
— Ляньхуа! — Когда друг неожиданно потерял сознание у него на руках, Фан Добин на миг застыл, жутко перепугался и встряхнул его. — Ляньхуа!
Ян Юньчунь подошёл и проверил его пульс.
— Ничего страшного, он просто истратил всю внутреннюю силу и повредил истинное начало, поэтому нарушилось течение крови и ци. Отдохнёт и поправится.
Фан Добин торопливо сунул руку за пазуху, пошарил там и наконец отыскал нефритовый флакон.
Флакон был наполнен чудодейственным исцеляющим и укрепляющим лекарством под названием «пилюли небесного начала». Говорят, изготовил их прародитель клана Фан, одержимый искусством игры в сянци, и их ценность была ни с чем не сравнима. Приподняв Ли Ляньхуа, Фан Добин высыпал пилюли ему в рот, не заботясь, три, семь или двадцать штук.
— Кх-кх-кх… Я всего лишь хотел отоспаться и не так уж голоден, — неожиданно вздохнул «потерявший сознание». — Не хочешь, чтобы я заснул мёртвым сном, так не надо пихать мне это, чтобы подавился насмерть…
Фан Добин замер, Ян Юньчунь расхохотался.
— Несносный! Ляньхуа! — взревел Фан Добин.
«Потерявший сознание» вскочил на ноги, обхватив голову руками, и мгновенно скрылся из виду.
Говорят, когда Фан Добин и Ян Юньчунь отвели Лю Кэхэ к сыну неба, он рассказал правду, и всё поведанное им не слишком отличалось от догадок Ли Ляньхуа. Выслушав, Хэнчжэн пожаловал ему красную макушку журавля*. Лю Кэхэ без отлагательств выпил яд прямо во дворце, покончив с собой.
Той ночью, как и было условлено, Хэнчжэн посетил дворец Великой добродетели, чтобы посмотреть на повелителя Белого тигра.