— Как только покончу с тобой, убью её, — снова усмехнулся Ди Фэйшэн.
— Да почему ты только и думаешь, как убить меня? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Ли Сянъи умер уже много лет назад, бросившись в море, а я, с моими боевыми навыками как у трёхлапой кошки, в глазах Ди Фэйшэна и упоминания не стою, к чему так упорствовать?
— Ли Сянъи мёртв, но «Первый меч Сянъи» остался, — бесстрастно ответил Ди Фэйшэн.
— А, — начал было Ли Ляньхуа.
— Легко захватить Поднебесную, сложно сломать «Первый меч Сянъи», — всё тем же ровным голосом добавил Ди Фэйшэн.
— Если бы Ли Сянъи мог вернуться со дна морского, — вздохнул Ли Ляньхуа, — непременно поблагодарил бы тебя за подобную похвалу.
Ди Фэйшэн фыркнул и умолк.
Ли Ляньхуа разложил на столе Цзяо Лицяо кучу бумаг, бегло пролистал — среди них было множество писем. Некоторые он читал то горизонтально, то вертикально, наклоняя то влево, то вправо, и долго производил какие-то странные движения.
— Что ты делаешь? — безразлично спросил Ди Фэйшэн через некоторое время.
— Пытаюсь прочитать, что тут написано, — пробормотал Ли Ляньхуа.
— Ты не видишь? — Ди Фэйшэн посмотрел на его глаза. — Что у тебя со зрением?
— У меня перед глазами пятно… Вот такая большая тень… — Казалось, он говорил об этом ничуть не расстроившись, протянул руку и нарисовал в воздухе перед Ди Фэйшэном круг размером с голову человека и, продолжая поправлять форму этого круга, пробормотал: — Иногда я нечётко вижу твоё лицо, пятно как будто плавает… Иногда оно есть, иногда нет, так что не волнуйся, что ты передо мной… не одетый…
Прервав его на полуслове Ди Фэйшэн вдруг заговорил.
— В третий месяц года Белого Петуха, высоко поднялись травы, летают иволги, груша расцвела словно явился старый друг, итог уговора о лазурном чае туманен.
Ли Ляньхуа ахнул, но Ди Фэйшэн уже перевернул лист другой стороной.
— В письме лишь одна строка, и подписано оно только «Юнь», — равнодушно произнёс он.
Ли Ляньхуа заморгал.
— Бумага самая обычная, сюаньчэнская, на конверте печать с летящей птицей?
— Да, это почерк Юнь Бицю, печать Бай Цзянчуня, — Ди Фэйшэн говорил ровным голосом, не выражающим ни злорадства, ни сочувствия.
— Следующее, — вздохнул Ли Ляньхуа.
— Четвёртый месяц года Белого Петуха, убил Цзо Саньцяо. Всё, что упоминает барышня, считаю приказом. — Это было письмо, датированное четвёртым месяцем, а когда Ди Фэйшэн развернул датированное пятым, в его глазах блеснуло удивление. — Это карта ста восьмидесяти восьми тюрем «Сотни рек».
Карта оказалась не простая, а подробная, с чёткими примечаниями. Когда орден «Сыгу» разгромил «Цзиньюань», а Ди Фэйшэн упал в море и бесследно исчез, всех остальных членов секты либо захватили живыми, либо убили, и пленённых набралась целая толпа. Чтобы избежать обвинений в массовой резне, Цзи Ханьфо запер в подземные тюрьмы тех, кто совершил не так много убийств и чьи преступления были не слишком тяжёлыми, рассчитывая в будущем выпустить их на свободу, если они чистосердечно раскаются в содеянном. Таким образом, множество могущественных демонов остались в живых, и в ожесточённых боях, где мастер сражался против мастера, потери обеих сторон были невелики. Многие из прежних подчинённых Ди Фэйшэна ныне томились в ста восьмидесяти восьми тюрьмах.
В шестом письме Юнь Бицю подробно излагал Цзяо Лицяо всю горечь разлуки с ней в красочных и полных изящества выражениях, вкладывая в слова все свои блестящие литературные способности. В седьмом он отвечал на вопросы Цзяо Лицяо, сколько мастеров боевых искусств в усадьбе «Сотня рек», какие уязвимые места имеет новый орден «Сыгу» и тому подобное. В восьмом письме он давал ей советы… В результате в стопке набралось более двадцати писем, сообщники обменивались ими всё чаще. Сначала ослеплённый страстью Юнь Бицю жаловался на свои несчастья, а затем стал шпионом Цзяо Лицяо в «Сотне рек». Столь разъяривший Фу Хэнъяна план с гробом Лун-вана, вопреки ожиданию, принадлежал перу Юнь Бицю, он разрабатывал для Цзяо Лицяо стратегию как настоящий советник полководца.