— Эй, кто-нибудь, принесите для благородного господина Ли чистую одежду! Прошу, господин Ли, присаживайтесь.
“Грабитель” из озера как по волшебству преобразился в “благородного господина” и с изяществом сложил руки в приветствие, будто и сомнения быть не могло, что он — настоящий литературный гений, способный сложить стихи за семь шагов*.
Сложить стихи, пока делаешь семь шагов — о поэте Цао Чжи, которому его брат, император Вэнь-ди (дин. Вэй), заподозрив его в намерении отнять престол, под угрозой смерти приказал сочинить стихотворение за время, которое нужно для семи шагов. Поэт сочинил стихотворение «плач бобов», которые варили на их же ботве: «мы же от одного корня: зачем же нас обжигать так жестоко?!» Часто упоминается в литературе в качестве образца таланта и остроумия.
Свалившимся в воду “грабителем” на самом деле был недавно перебравшийся в Сюэюй Ли Ляньхуа. Во время переезда у его “Благого лотосового терема” отвалилась доска, и хотя дерево на замену нашлось, на нём недоставало узора, так что Ли Ляньхуа пришлось собственноручно его вырезать — потому-то он и искал повсюду цветы лотоса в качестве образца. Он и вообразить себе не мог, что по неосторожности свалившись в воду, вынырнет уже благородным господином Ли, умеющим слагать стихи.
— Господин Ли, сюда, пожалуйста, — Сюфэн повела Ли Ляньхуа в гостевые покои усадьбы. — В комнате приготовлена чистая одежда, господин Ли может выбрать, что придётся по душе.
Ли Ляньхуа уже собирался кивнуть, как вдруг споткнулся и ойкнув чуть не упал, но Сюфэн успела поддержать его.
— Осторожнее, в усадьбе высокие пороги.
Ли Ляньхуа опустил голову: действительно, пороги в усадьбе Цайлян были на цунь выше обычных, с непривычки легко запнуться.
— Ах, как неловко.
Вскоре Сюфэн заселила его в просторные и изысканные покои. Открыв окно, можно было увидеть лотосовое озеро протяжённостью в пять ли, пейзаж восхитительный и уединённый. На стенах висела каллиграфия и живопись, у окна стоял стол с четырьмя драгоценностями рабочего кабинета* — словом, имелось всё для поэтического вдохновения. После того, как Сюфэн удалилась, Ли Ляньхуа открыл сундук: одежда, сложенная внутри, пришлась бы по вкусу Фан Добину — вся из шёлка, частично вышитая мелкими узорами из облаков, элегантная и тонкой работы. Подумав немного, он выбрал самое дорогое платье, переоделся, погляделся в зеркало — и с радостью увидел в отражении талантливого человека, даже самому понравилось. Он встал и осмотрел эти пышные покои: стены были почтительно завешаны произведениями живописи и каллиграфии, на которых почерком, подобным полёту дракона и пляске феникса, было написано “Лотосы алым цветом оттеняют лица красоту”, “Как прежде, лотоса цветы, смеясь, встречают ветер весенний”* и даже “Словно лотосов раскрылись бутоны”* — и прочие тому подобные красноречия, которые можно найти повсюду, подписанные “начальник такого-то уезда”, “хозяин такого-то поместья”, “господин такой-то”. Ли Ляньхуа должным образом повосхищался и обратил взгляд к пейзажу за окном: был сезон синих лотосов, зелёные листья покачивались на ветру, пряча небольшие бледно-голубые цветы, прелестные и невинные — было в них своё очарование, иное, нежели у красных лотосов.
Четыре драгоценности рабочего кабинета — кисть, тушь, бумага и тушечница
Видоизмененные строки из стихотворения поэта Цуй Ху “Вспоминая о деревне к югу от Чанъань”, в оригинале говорится о цветах персика. Перевод стихотворения можно найти тут:
Видоизмененная строка из стихотворения поэта Цэнь Шэня “Песня белого снега во время прощания с господином У, возвращающимся в столицу”, в оригинале говорится о цветущих грушах. Перевод стихотворения можно найти тут: https://stihi.ru/2019/11/10/3254
Неожиданно над спокойным и уединённым озером заструился тёмный дым. Ли Ляньхуа высунулся в окно — среди цветов и листьев медленно гребла на маленькой лодочке старуха в коричневом платье, что-то повторяя вслух и сжигая ритуальные деньги в ярко горящей жаровне. Закончив с этим, она сокрушённо вздохнула, глядя на цветущее синими лотосами озеро, а потом ни с того ни с сего разразилась проклятиями. Ругалась она просторечно, так что Ли Ляньхуа ничего не понял, выбрался через окно, окликнул старуху с берега, успешно перебрался в лодку и завёл с ней беседу.
Старуха носила фамилию Цзян и была кормилицей Го Дафу, провела с семьёй Го больше сорока лет, и теперь сжигала ритуальные деньги для Пу Сусу. Ли Ляньхуа познакомился с ней ещё вчера, заведя разговор о ценах на соевый соус: давно ей не с кем было как следует обругать хозяина лавки с соусами, который обвешивает покупателей. Бабушке Цзян пришёлся по душе этот новоприбывший учёный, и вскоре Ли Ляньхуа узнал всё о жизни семьи Го в мельчайших подробностях.