В эти дни посмотреть на торжество в крепости собралось великое множество «варваров» во всех мыслимых и немыслимых одеждах и нарядах (и где они только до сих пор прятались?).
Все три праздничных дня Со Май каждый вечер поднимался на сторожевую башню и вместе с женщиной из племени ашья смотрел на шумную суету в крепости, украшенной огнями сигнальных костров.
В один из таких вечеров женщина спросила, зачем Со Май устроил этот праздник — уж не потому ли, что отряд скоро уходит?
А когда Со Май со смехом ответил «нет», она пристально посмотрела ему в глаза и молча покачала головой.
— Разве ты уже не веришь моим словам? — с упреком проговорил Со Май.
— Я с радостью бы поверила… Но вы же сами не знаете своей судьбы… Так как же можно верить? — ответила она.
На этот раз женщина беспокоилась не зря. Примерно через полгода в судьбе полководца произошло то, чего не мог предвидеть Со Май и чего так опасалась женщина.
Миновала осень, подошло к концу время сбора урожая. Со Май с половиной своего отряда выдвинулся из крепости на северо-запад, чтобы сразиться с неуемными сюнну. Уходя, Со Май полагал, что в любом случае вернется обратно дней через десять. Однако на этот раз, против ожидания, военные действия затянулись: то вспомогательный отряд из Гуйцы (Куча) вступил в тайные сношения с противником, то раньше обычного пошел град, который нанес большой ущерб. В результате военные действия, проходившие в разных местах, отличались какой-то особой несогласованностью, а сам отряд Со Мая оказался в западне и с трудом смог найти путь к отступлению.
Начавшиеся на исходе осени военные действия завершились только к началу нового года, когда после ряда побед и поражений каждой из сторон сюнну наконец бежали на север.
Шел снег, когда Со Май и его солдаты входили в ворота крепости. Они сильно исхудали, были изнурены неожиданно долгим походом, но зато… Зато шедший на верблюдах авангард отряда нес на остриях своих копий несколько отрубленных голов военачальников сюнну, держа их гордо и прямо, словно знамена. И отрубленные головы, и спины верблюдов, и плечи солдат были укутаны свежим снегом…
Со Май наконец-то добрался до дома. У входа его встречала женщина из племени ашья. Со Май сразу заметил, что женщина смотрит на него иначе, чем прежде.
Прямо с порога женщина провела полководца в комнату для гостей — там уже месяц обитал посланник Ханьской империи, дожидавшийся возвращения полководца в крепость. Посланник имел при себе приказ об отзыве Со Мая, утвержденный императорским двором. На родине полководца и его отряд ждала великая слава…
В начале седьмой луны, когда на подраставших в городке тамарисках начали появляться зеленые побеги, в крепость на смену отряду Со Мая прибыл новый постоянный гарнизон.
Даже после того как было принято решение о его возвращении на родину, Со Май был постоянно занят: он то участвовал в стычках с небольшими отрядами сюнну, которые все-таки иногда осмеливались появляться в этих местах, то обмерял поля — и совершенно не имел времени, чтобы поразмыслить о будущем женщины из племени ашья. А женщина не переставала думать о том, что ждет ее впереди…
Возьмет ли Со Май ее с собой в ханьскую землю? Хорошо, пусть даже возьмет… Но сможет ли она там жить с ним так, как жила до сих пор? Со всеми этими вопросами маленькая женская головка совершенно не справлялась… Когда же женщина заговаривала об этом с Со Маем, то он всегда отвечал одинаково: «О чем речь! Конечно, мы едем вместе!»
Со Май действительно хотел взять женщину с собой. Однако когда в его голове всплывали образы давно не виденных им кварталов Цзюцюань и Лянчжоу, женщине из варварского племени места в них почему-то не находилось. Прическа, глаза, цвет кожи, язык — все в ней теперь раздражало полководца. Но Со Май гнал подобные мысли из головы. Он вообще не был силен в рассуждениях о повседневных материях, а уж размышлять о будущем женщины тем более не хотел…
Отряд, пришедший на смену, был в несколько раз больше отряда Со Мая. Самого полководца сменял новый комендант крепости, молодой офицер. Со Май передал ему все дела, но покинул крепость не сразу, а лишь три дня спустя — и не только потому, что ему было трудно расставаться с той землей, которой довелось управлять: уже несколько дней шел дождь, и Со Май ждал, когда распогодится.
В день выхода из крепости в знак уважения к отряду Со Мая его вышел провожать весь новый гарнизон, а за воротами крепости собралось около двухсот жителей поселка, которым было жаль расставаться с полководцем.
Вереница верблюдов, лошадей и солдат двинулась по протянувшейся через поля дороге, которую сами эти солдаты когда-то и проложили…
Небо прояснилось и стало темно-голубым. Свежий сухой ветер овевал кроны тополей и тамарисков, высаженных по обеим сторонам дороги. Она на этом участке шла от крепости прямо к реке и пересекала ее почти под прямым углом.
Выйдя на берег Кумдарьи, Со Май увидел, что вода в ней поднялась, а сама река стала в несколько раз шире и быстрее прежней — всё как пару лет назад, когда он впервые через нее переправлялся…
Как быть? Переправляться-то надо… Со Май задумался. Ему очень не хотелось возвращаться назад, к тем, кого он недавно оставил в крепости, только из-за того, что река снова разлилась. Чжан и все командиры думали точно так же: отряд, чья слава покорителя Кумдарьи гремела по всей Поднебесной, не мог отступить перед новым разливом этой реки!
Общее мнение выразил один из подчиненных Со Мая:
— Делать нечего: будем снова пробиваться через реку!
Со Май приказал отряду разбить лагерь на берегу и стать на ночевку. Несмотря на то что днем стояла ясная погода, с полуночи пошел дождь, который скоро превратился в ливень.
На рассвете в шатер Со Мая зашел Чжан:
— Командир! — произнес он. — Дождь идет, вода в реке всё поднимается. Промешкаем — тогда не переправиться нам через эту реку ни через день, ни через десять дней. Медлить нельзя! Уж если биться с ней, то сей же час!
Оставив Чжана в шатре, Со Май вышел наружу и застыл на берегу реки под ударами дождевых струй. Ночь уходила. Воды в реке стало куда больше, чем вчера.
И долго еще стоял Со Май на берегу реки, объятый своей, одной-единственною думою… Впервые в жизни для полководца настал час горькой печали, терзавшей все его существо…
Вернувшись в шатер, Со Май обратился к ожидавшему его Чжану и тихо, но отчетливо произнес:
— Жертвую женщину.
Чжан вздрогнул и поднял глаза на Со Мая. Когда в отряде говорили «женщина», то речь не могла идти ни о ком другом, кроме женщины из племени ашья.
Только несколько мгновений спустя Чжан медленно, тщательно подбирая слова, заговорил о том, что он глубоко благодарен Со Маю за принятое им решение, что он сам хотел просить об этом, но не дерзнул…
И тут же вышел из шатра Со Мая.
Через некоторое время до слуха Со Мая долетел душераздирающий крик. Кричала женщина, которую выводили из соседней палатки. Этот крик напомнил Со Маю разрывающий тьму ночи плач дикой птицы, который он несколько раз слышал в горном лагере прошлой осенью и нынешней зимой во время трудной кампании против сюнну…
Начало светать, когда Со Май построил отряд на берегу реки. Дождь как-то незаметно прекратился. Может быть, поэтому мутный поток, поглотивший женщину, несколько ослабел — кажется, это было ясно видно не только Со Маю, но и Чжану:
— Если переправляться, то сейчас, не откладывая — повторял он, словно подталкивая командира к решению.
Пройдя по берегу несколько сот метров вниз по течению реки, солдаты выбрали место, в котором напор воды казался наименее сильным. Здесь и решили навести переправу.
Отряд разбился на несколько групп. Сначала в поток вошла первая группа, и сразу же мощное течение понесло верблюдов, лошадей и людей вниз. Даже несколько прочно привязанных тюков сорвались со спин лошадей и, покачиваясь, поплыли по волнам. Тем не менее, все люди из первой группы сумели благополучно выбраться на противоположный берег.