Слева и справа мелькали кривые маски, извивались женские тела в умело шитых чешуйчатых костюмах и прыгали неповоротливые монстры с вывалившимися языками и глазами из пластика и коры. А рядом, никем не замеченные, плясали сущности — десятки различных демонов и духов. Я видел их, они видели меня. И были явно не рады моему появлению.
— Тебе здесь не место! — донёсся откуда-то шёпот, а следом уже посыпалось со всех сторон:
— Уходи!
— Прочь!
— Вон из священной воронки, ловчий!
Меня начали толкать, пинать, но я планомерно продвигался сквозь толпу пляшущих. Голод вёл меня вдоль высоких шестов с факелами, что стояли полукругом у стен белого храма, где простиралась лоснящаяся скатерть, сплошь уставленная красными черепахами разных размеров. Я чуял их запах: большинство было испечено из сладкого теста женскими руками в дар простым голодным духам, но были среди них и политые телячьей кровью…
Я вытянулся весь, пошёл на запах мяса. Меня били и толкали, кусали и кололи со всех сторон, но вдруг… Злую волю Прета как тумблером отрубило: щёлк! — и нет её. Я увидел его отдельно от себя. Тощее тело с обвисшим мешком ненасытного брюха под хилыми рёбрами двинулось к кровавой черепахе, а между нами повис чёрный тяж какой-то слюны, своего рода поводок, не дающий мне, пойманному во власть легендарной сущности, сбежать. Остальные духи расступались. Они боялись его вне человеческого тела.
Прет оказался настолько жаден, что решил сам пожрать принесённые кем-то верным кровавые угощения.
— Эти дары тебе, великий владыка!
Заслышав голос, Прет присел и метнулся было обратно, в меня, но запах черепахи из мяса был слишком сладким. Он, пригибаясь и шипя, на четвереньках пополз к вожделенной пище, и никого из танцующих людей на площади эта картина не впечатлила. Они не видели его, либо же принимали за удачно выполненный костюм, хоть для этого и нужно было напрочь обдолбаться какой-нибудь наркотой. Он касался некоторых спящих, и кожа в этом месте краснела сыпью. Другие не особо ловкие получали “в награду” язву, зачатки патологической жадности и непроходящей мигрени. Прет чувствовал себя хозяином на этом празднике, а я кривился от боли — натянувшаяся меж нами пуповина, казалось, свивалась из моих окровавленных сухожилий!
Люди отступали за границу шестов с факелами. На ступенях храма начиналось театральное представление: приём представителей приграничных княжеств повелителем острова. Обещанное туристам этношоу. Его островное величество расплывалось струящимися одеждами по широкому трону, а маска недвусмысленно намекала зрителям, насколько он был толст при жизни. Рядом с ним скромно держалась тонкая женщина в почему-то змеиной маске, а ниже, на протяжении всей лестницы, простирались ниц десятки послов усмирённых в прошедшей давным-давно войне княжеств. Их одежды были стёрты и блёклы, а руки, на которых они держали скромные дары — худы.
— Ещё! — взревел ненасытный победитель, и стоявшие полукругом факиры одновременно испустили жаркие струи пламени.
Толпа ахнула, а Прет, поглощая черепаху, словно втягивая её в себя, отозвался довольным урчанием.
— Мы просим освободить наши земли от печати позора! — хором взмолились послы, и я вдруг отметил, что либо стал понимать тайский, либо они заговорили на русском. — Мы давно осознали ошибку, великий владыка! Мы больше никогда не станем поднимать меч на тебя! Мы истощены! Мы хотим жить в мире, и клянёмся…
— Ещё! — заорал победитель, сотрясаясь обрюзгшим телом. — Ещё! — и ему вторили огненные залпы факиров.
Один из них выдал струю слишком низко, и она почти задела растянувшуюся по площади пуповину между мной и Претом. Тот вздрогнул и обернулся, вперившись в меня немигающими глазами, но я был неподвижен и покорен — любое движение отзывалось нестерпимой болью. Очередная черепаха начала медленно таять в тощих руках, и ненасытная сущность успокоилась, отвернувшись к представлению.
Кровавых черепах там было не так много. Но пока они ещё оставались, Прет ни на шаг не отойдёт от лоснящейся скатерти. Он слишком жаден, и это мой шанс. Решившись, я начал медленно, сквозь жгучую боль, сдвигаться вбок, ближе к факирам.
— Ещё! — не унимался правитель.
Невидимые режиссёры постановки грамотно сфокусировали внимание на женщине рядом с троном. Она была в длинном струящемся платье, на котором красовался видоизменённый символ Инь-Ян: линии его круга и разделительной извилистой представляли собой поедающих друг друга змей. Она постоянно подавала мужу какое-то горячее питьё, тот отпивал смачно, и не глядя ставил обратно на поднос.