Выбрать главу

— Потерял, или…

Стеф тоже посмотрел назад. Поёжился, хотя Брок знал совершенно точно — не мёрз. Чтобы истинному стало холодно, нужно было постараться.

— Я не пошёл по следу дальше, — сказал он глухо. — И так забрёл слишком далеко от дома, всё никак не мог сойти со следа и остановиться, вернуться. Хотелось бежать и бежать за ним в самое логово.

— Магия?

— Скорее зов крови, — тихо ответил Стеф. — Он мой брат, меня тянет к нему так же, как и его — ко мне. Мы были стаей.

Брок кивнул. Он понимал, как это. Все его внутренности болели ещё несколько месяцев после резни в родовой деревне. Он чувствовал каждую рану, он ощущал боль каждого и помнил множащиеся в голове эхом голоса — почему, за что, как же так? Никто из его стаи не хотел умирать. Выродков было слишком много. Выродки жаждали крови.

— Сейчас я ничего не чувствую, — нахмурился Стеф.

— Кольцо блокирует, — пожал Брок плечами и тронул покатые бока лошади пятками, начал спускаться по склону. Кривоногая кобыла зарылась в снег едва ли не по брюхо, но ступала уверенно, покачиваясь в стороны на каждый шаг.

— Спасибо за него, — Стеф погладил пальцем широкое кольцо с чёрным агатом. По камню пробежала колючая фиолетовая искра. — Не хотел бы начать перекидываться безвольно, по зову луны. Не делаем ли мы ошибки, что идём к нему сейчас, в полнолуние? Оборотни в полнолуние сильны, как и выродки…

Брок нахмурился. Снова оглянулся. Вся компания неспешной вереницей следовала за ними по взрытому снегу. Джек снова отмалчивался, не спешил влезать в разговор. Иногда Броку хотелось толкнуть его, да покрепче. Чтобы разбудить, чтобы упал, наконец, в сугроб с лошади и проснулся.

— Оборотни сильны всегда. Полнолуние говорит только с одной их ипостасью, почти стирая человеческое. Выродки в полнолуние теряют всякий разум, слушая лишь инстинкты. Он не скрывается — я чую его. Он ждёт нас. Если не сегодня, у нас будут новые жертвы и месяц простоя. Он перенесёт логово в новое место и затаится. Снова будет выжидать. У меня нет столько времени.

— Ты так уверен… — хмуро сказал Стеф. — Почему ты так уверен?

Брок качнул поводьями. Холм остался позади, перед ними расстилалась выбеленная равнина. Где-то справа, вдалеке, серела разъезженная обозами дорога между деревнями. Воздух дрожал и искрился от мороза и мелкой снежной взвеси.

— Лех, долго до той рощи? — спросил Брок, чуть обернувшись назад. Качнул головой в нужном направлении.

Лех привстал в стременах, прищурился. Посмотрел на солнце.

— До полудня доберёмся, — ответил уверенно. — Прибавить бы ходу.

— Как сугробы обмельчают, так и прибавим, — согласился Брок. А потом тихо, чтобы слышал только Стеф, или вовсе никто, ответил:

— Я уверен, потому что твой брат не первый съехавший истинный, которому я собираюсь вырвать сердце. Я знаю их повадки. И не смотри на меня так, кузнец. У тебя ещё полдня, чтобы свыкнуться с мыслью. Мы едем убивать. Всех. Подчистую. Твой брат изменился, и ничто не вернёт ему прежний ясный рассудок. Он начал убивать, а значит, продолжит. Его голова как городская свалка нечистот, он не понимает, где правда, а где ложь. Живёт в вымышленном мире, скорее всего, мнит себя вожаком великой стаи. Человечина странно действует на нас, Стеф. Она туманит мозг и словно исполняет потаённые желания. Только видениям этим грош цена.

— Ты будто пробовал? — усмехнулся Стеф. Он смотрел вдаль поверх конской коротко обстриженной гривы. Та стояла чёрно-серой щёткой на покатой лоснящейся шее.

Брок помедлил с ответом совсем немного. Оскалился половиной рта.

— Пробовал. Теперь ношу вот это, — он коснулся горла.

Дальше ехали молча.

****

У берёзовой рощи устроили привал. Выбрали место поукромнее, чтобы дым не был заметен с дороги. Лех с Вороном привычно занялись костром. Стеф приволок вырванный бурей с корнем сухостой и принялся играючи разделывать его на остистые чурбаки одними руками. Бак глядел на это с улыбкой. А потом подхватил котелок здоровой рукой и отошёл в сторону. Зачерпнул там девственно-чистого снега и вернулся к костру. Посреди поляны уже весело плясали огненные языки.

Брок развалился поудобнее на скинутом с плеч полушубке, опёрся спиной на берёзу. Задница от долгого утреннего конного перехода ныла. Чуть поодаль стояли лошади и хрупали овсом из походных пристежных торб. В нос вкусно заскрёбся запах дыма.

Рука у Бака была всё такой же покалеченной в полупустом рукаве. Но Брок знал точно, уже после сегодняшнего полнолуния кости восстановятся почти до запястья. Стоит лишь раз перекинуться и поохотиться. Накормить зверя. Бак сидел у костра на корточках, смотрел, как Гай бросает в растаенный снег листья и стебли сухих трав. Флиртовал белозубо. Брок то и дело поглядывал на Стефа. Ещё не хватало, чтобы эти двое погрызлись. Да и Гай лишние проблемы ни к чему. Она улыбалась и была чересчур румяна. Её можно было понять. Таких смешливых, как Бак, сразу хотелось подпустить поближе, схватиться покрепче и не выпускать.

Стеф закончил с сухостоем, подошёл и уселся рядом в рыхлый снег. Тоже стал смотреть на костёр и людей на поляне.

— Расслабься, — сказал он вдруг. Его губы тронула нежная, едва заметная улыбка, когда он смотрел в ту сторону. В сторону Бака и Гай. К тем подошёл Джек, притащил свой мешок со снедью. Расстелил холщовую ткань прямо на утоптанный снег и стал вытаскивать съестное из мешка. На походную скатерть упала пара караваев свежего хлеба, полукруг сыра и копчёный свиной окорок. Брок невольно потянул носом, принюхиваясь.

— Я и не напрягался, — ответил он в конце концов. — Смотрю просто. Как бы он моего стрелка не увёл.

— Не уведёт, — хмыкнул Стеф. — Бак, он… всегда такой. Ему нужно человеческое общение. Эмоции. Оборотни другие, более замкнутые, сами в себе. А он словно больше человеком уродился. Волком тоже любит, конечно. Но человеком — я чувствую это — всё же больше.

— Сам признался, или ты додумал? — фыркнул Брок.

— Я его ещё щенком помню, — повёл плечом Стеф. Такой непонятный, то ли защитный, то ли задумчивый жест. — Порой кажется, что не могу распутать, где в голове мои мысли, а где его. Забавно это.

Брок кивнул. Что ни говори, а интересные они экземпляры. Оба. Жаль будет сообщать о них в Магистрат. Ведь не дадут житья.

****

До каменных холмов доехали, когда солнце начало явно клониться за горизонт. Стало ощутимо холоднее, снег сильнее и сильнее окрашивался в жёлто-красные тона. Каменные выступы были сплошь укрыты снежными шапками. Как к ущелью подступиться, не было ни единой мысли.

Брок поднял вверх руку с расправленной ладонью в меховой перчатке. Обычно он терпеть не мог ничего на руках, но от ветра и снега кожа пальцев стала жёсткой и покраснела, пришлось надеть. Отряд вслед за ним встал. Никто не издал ни звука, только тихо пофыркивали лошади.

Брок прикрыл глаза и потянул носом воздух. Ошейник не только был его барьером. Он был бо́льшим, намного бо́льшим для него. Нужным. И, как бы ни хотелось в это не верить, уже привычным. Он дарил невыразимое состояние равновесия обеих ипостасей. Ясный, спокойный ум. Брок никогда не чувствовал себя таким непредвзятым и сосредоточенным, холодным, когда был вольным. Порой, конечно, хотелось снять этот магический обруч, разорвать, растянуть когтями. У него бы вышло, быть может. Окунуться в радостное, яркое волчье безумие, ощутить беспримесное счастье от того, что просто взрываешь носом снег, от того, как щекотно колет лапы студёный мороз. Почувствовать себя зверем — полностью, пускай и ненадолго. Чтобы краски мира посерели и обрушились в сознание густыми цветными запахами. Ему хотелось этого порой, он мог себе в этом признаться. И всё же ошейник и магия, в нём заключённая, дарила небывалое ощущение равновесия и спокойствия. Ничто сейчас не могло бы вывести его из этого состояния духа.