— Я писал, — согласился однорукий. — Потому что, Стеф, устал я бегать. Уже столько лет бегаем, с места на место, с места на место, и везде одно и тоже. Сколько можно? Пора с этим завязывать. Пан или пропал, Стеф, хватит с нас. Я отсюда никуда — слышишь? — не собираюсь уезжать. Мне здесь нравится.
Он вздохнул и опустил голову, пряча лицо за волосами, а волк выглядел недоумевающим. Снова сел, прижал уши. Пару раз мазнул хвостом по доскам пола. Словно задумался.
— О чём речь? — поинтересовался Брок.
Однорукий выдохнул и, наконец, убрал палец с крючка, разрядил спусковой механизм. Однозначный жест дружелюбия.
— Речь о том, что нам нужна помощь, чтобы разобраться с одним доставучим ублюд…
Волк предупреждающе зарычал, прижав уши.
— А, — махнул однорукий, — лучше с ним говори. Я больше ничего не скажу, не моя это беда.
Он уже встал и хотел было уйти в сторону кухни, как Брок решил закрепить успех мирных переговоров:
— Я Брок.
— Бак, — без выражения ответил однорукий. Налил воды в небольшое ведёрко и принёс его обратно, поставил на печь. — Оставайся, отвар малиновый выпей. На улице мороз стоит.
— А ты почему не, — Брок явственно скосил глаза на волка. Тот заворчал. Бак нахмурился, словно из него зуб тянули. — В шкуре-то теплее.
— Не могу потому что, — ответил. — Вот и не.
— Если это то, что я думаю, — Брок уставился на завязанный чуть ниже локтя рукав, — я могу помочь.
Бак выронил из рук сухой пучок малины, ощутимо ароматной даже за пару шагов.
— Лучше не шути так, — сказал он, нахмурившись. Нагнулся и поднял малиновые ветки с высохшими листьями и ягодами. — Ты ведь не магус.
— А я и не шучу, — пожал Брок плечами и подошёл к столу. Сел на крепкий деревянный стул. Он отлично знал, что такое сеть Мораны. Питается телом и духом оборотня, препятствует изменению, вытягивает волю к жизни. Сколько же он её носит, что она ему руку по локоть отъела? — Сколько ты сеть носишь? Сколько не перекидывался?
Бак ответил сквозь зубы, не оборачиваясь.
— Полтора года. И если честно, еле держусь, чтобы не отгрызть себе руку совсем.
Брок присвистнул. Вот это крепкий малый.
— Это не поможет. Если эта дрянь прилипла, даже отгрызи ты руку — поползёт от плеча. Ты ей просто одолжение сделаешь. Пока она всё тело не опутает и не иссушит — не успокоится.
— Кто же такое придумал… — выдохнул Бак поражённо и зло. Сел рядом. В зрачках колыхалась белая ярость.
— Не я, — чётко ответил Брок. — И не для вас это придумано. А для свихнувшихся, переевших человечины оборотней. Крайне действенная штука.
Повисло молчание. Волк встал, подошёл ближе и уставился на Брока немигающим взглядом голубых глаз. Красивый, шельма.
— Я могу снять её, — сказал Брок. — Но пока нам никто не мешает, давайте закончим с делами? Чтобы у меня не было к вам вопросов. Я должен убедиться, что у вас есть подвал, и что он оборудован правильно.
— Конечно, — кивнул Бак и, кинув пучок малины в ведёрко, накрыл его деревянным блюдом. — Пойдём вниз, я покажу всё. Пока заваривается.
Они спустились в подвал. Помимо погреба там были две дубовые двери, толстые и тяжёлые даже на вид, окованные по кругу железными полосами.
— Серьёзно, — оценил Брок. Заглянул внутрь. Глухие комнатки без окон, но использовалась явно только одна. В ней валялось изгрызенное в щепы полено.
— Мы чтим человеческие законы, — сказал Бак. — Каждое полнолуние Стеф встречает тут, хотя прекрасно себя контролирует. Мне приходится сидеть с ним всю ночь и разговаривать. Знаешь, Брок. Если сидеть в таком мешке в одиночестве — вот тогда можно сойти с ума. А вовсе не от луны.
Брок усмехнулся невесело. Он знал. Но разве людям это объяснишь? Люди никогда не становились волками, не чувствовали ласковый, успокаивающий шёпот луны, не купались в наполненном тысячей запахов, красок и звуков воздухе. Суеверия, связанные с полнолунием и тем, как на него реагируют выродки, породили неписаные законы и для истинных. Магусы тщательно следили за их выполнением. А ещё Брок знал точно — если люди могли убить — убивали оборотней без разговоров. Ослабленных, раненых, покалеченных. Или большим отрядом — на одного, была бы возможность. То, что страшит, то, чему не можешь дать достаточного объяснения, всегда проще искоренить, чем попытаться понять и, возможно, ужиться бок о бок. Он подумал вдруг, что во многом управитель был прав сегодня. Мир закачался, накренился неустойчиво. Словно перед обвалом в новое время, где их, возможно, не останется совсем.
— Захвати крепкую палку, — сказал он, кивая на сваленные в углу подвала прутья. — Закусишь, чтобы не орать. Я сниму сеть. Но я не говорил, что это не больно.
— Боги, — выдохнул Бак, выискивая в куче прут посвежее, погибче. Волк следил за ними с лестницы. — Даже если ты решишь мне руку на живую медленно тупым ножом отрезать, я соглашусь, слышишь?
Он часто дышал, и Броку было искренне жаль его. Полтора года, подумать только. Он сам носил чёртову сеть два месяца, пока к нему не пришёл Николас, тогда ещё просто Магистр, и не предложил переселиться в Цитадель. И то считал, что медленно сходит с ума. Это было невыносимо.
— Твой друг, — Брок посмотрел в сторону волка. Тот снова заворчал.
— Стеф, — поправил Бак, выбрав, наконец, хороший гибкий прут. — От Стефан. Но лучше Стеф.
— Он перекидываться не собирается?
Бак пожал плечами и начал подниматься наверх.
— Не доверяет. Момент перекидывания не самое лучшее время, если в доме незнакомые люди.
Брок, подумав, согласился. Когда перекидываешься раз в год за укреплёнными стенами Цитадели по высочайшему позволению Верховного Магистра, забываешь о таких мелочах. Лучше быть волком, чем на мгновение беспомощным, как новорождённый, существом. Прикончить оборотня в момент перекидывания было ещё одним доступным человеку подлым приёмом.
Сеть снималась тяжело. Вросла корнями, въелась до кости. Бак орал, но не в голос, а словно внутрь себя. Разгрыз три нарезанных из прута палки. Палевый волк сидел рядом, понуро опустив лобастую голову ему на колени. Наконец, амулет засветился ровным светом, раскрутился на цепочке и полыхнул ярко. Полыхнула и сеть на коже, посветлела, сделалась серой, точно пепельной, и осыпалась на столешницу хлопьями. Брок брезгливо смахнул их на пол ладонью. Бак вздохнул счастливо и вдруг расслабился, упал головой на стол, растянулся с блаженным выражением лица на живой руке. Засопел спокойно.
— С ним всё в порядке, — сказал Брок насторожившемуся волку. — Просто заснул. Поспит, напьётся отвара с малиной, и будет как новенький. Через время руку отрастит. Всё с ним будет хорошо.
Брок встал, поднял скинутую в угол стёганку и натянул её на плечи. Пора было возвращаться к ребятам. Замёрзли, поди. Сейчас вернутся в трактир, поставит им за свой счёт ведро глинтвейна на красном вине и меду.
— Вечер-р-ром пр-р-риходи, — прорычал волк неразборчиво, но вполне понятно. — Поговор-р-рим.
— Приду, — согласился Брок и вышел из натопленного тепла.
Уже много позже, когда солнце начало клониться к закату, а они всей доброй компанией сидели на первом этаже трактира, ужинали и допивали горячий грог, начали приходить горожане, садились за столики и рассказывали, мол, за стенами, у самой рощи, видели двух волков. Будто они скакали по снегу горными козлами — светлое и тёмное пятно — и дурачились, как щенки, зарываясь лапами в рыхлый снег и хватая друг друга за холки.
Брок тогда усмехнулся и подумал — вот дурные. Неужели ночи было не дождаться?
****
Когда стемнело, он в который раз улизнул от своих ловчих и отправился к дому кузнеца. Дорога была известна, через лаз в городской стене и по снегу до самой кузницы. С собой он не взял ничего, даже ножичка. Подумал — зачем?