Воистину западная часть города Шаргарда являла собой эдакое обиталище выброшенных из моря обычной жизни, где держались когда вместе, когда порознь. Обстраивали и заколачивали дыры в стенах давно разваленных имперцами домов, просто так помогая даже незнакомцам. Собирали маленьких детей холодными зимними ночами у того, кому удалось набрать хвороста или украсть немного дров с лесной вырубки. И даже понимали и принимали подобный ход вещей, и вот такими вечерами вор не раз слышал за соседними столами разговоры о том, что руки короля скоро дойдут и до их кварталов. Словно они не замечали, как на окраинах, где незримая граница пролегала по улице, с одной стороны стояли дома с целыми стенами и крышами, сторонясь тех, которые громоздились напротив развалинами и остатками баррикад, что наворотили там на скорую руку защитники города во время штурма имперской армии. Будто ночью там не ходили дозоры и не окликали всякого встречного с их, западной стороны, криками «Стой! Кто идет!?», а того, кто заплутал и изнутри города подходил и озадаченно останавливался возле развалин, предостерегали и провожали как можно дальше.
Баррикады так и оставались, и стражи хватало, словно на границе с империей, но пока никому не препятствовали в том, чтобы пройти в уцелевшую часть города, как впрочем и выйти, но днем. Один старый моряк, навещавший здесь скупщика краденного, которого посещал не без посредничества Эйлта, заметил как-то вору, когда они вместе выпивали за удачную сделку, что Шаргард — это как большой корабль, который потрепало штормом, порвав паруса. Кто-то стоит у руля, справляясь на мачте, что видно в подзорную трубу и, наблюдая за полетом чаек верит, что берег близко. Кто-то, подбадриваемый обещаниями, до чьих ушей даже у весел долетали крики этих самых чаек, продолжает усердно грести… И лишь иногда, приглушенно, заплутавшее на палубе эхо доносит эти разговоры до трюмов, где вповалку лежат остальные и в спертом воздухе властвует цинга.
— Так что же ты хотел узнать, борода? — наконец поинтересовался Эйлт, задумчиво ковыряясь ножом в зубах.
— Да дело-то в общем плевое. Сыскать пропавшую эльфку. Один мой друг из-за нее места себе не находит. Считает, что это он не доглядел, — пробормотал Тард и уставился в пустое дно пивной кружки.
— Любопытно. Это случайно не та «отрекшаяся», которую я сегодня утром повстречал с вами у городских ворот?
— Она и есть. Зовут Нэй. Я хорошо заплачу. Разыщешь ее? — маленькие черные глаза гнома впились в вора из-под густых седых бровей.
— Доставай кошелек, и звякни пару серебряных. Для начала, — Эйлт решил не разыгрывать из себя скромного наемника, а сразу и четко обозначить свои запросы.
Тард хорошо понимал с кем имеет дело, тем более зная нелюбовь «Драконьего клыка» к своей профессии. Поэтому гном, нахмурившись, достал из-за пазухи кошелек и звякнули на стол монету, которая в них казалась намного меньше, отчего вор в неверном свете огарка свечи не сразу уразумел, что именно с такими предосторожностями преподносит ему убийца драконов.
Бритва отдернул руку. Целый золотой швигебургской чеканки! Ладонь Эйлта тут же накрыла монету.
— Я весь превратился в слух, — вполголоса произнес вор.
— Так то лучше, — Тард достал свою трубку и принялся ее неторопливо набивать.
Вместе с этим гном осматривал присутствующих тем оценивающим взглядом, которым, наверное, купец на рынке окидывал приведенных на продажу коней. Хромые попрошайки, калеки, контрабандисты, мелкое ворье, просто оборванцы, которым захотелось собраться и выпить пусть и за последние лохмотья, но в таверне этим холодным вечером, подставив исхудавшие бока с ребрами обтянутыми кожей теплому очагу. По углам сидели более гладкие да сытые. Видимо, от того и сидели по углам, что б шкуру не продырявил нож завистника.
Черные глаза вновь вернулись на собеседника.
— Ну, что можешь предложить этой монете? — потребовал вполголоса Бритва.
— Многое, если эта эльфка действительно та, о которой разговор, — вор прищурился, оценивая нанимателя и твердость его намерений, — Но, видишь ли, как оказалось у меня два глаза.
Вторая монета легла под другую ладонь Эйлта.
— И что же видели твои «два глаза»? — поторопил Тард.
— Они видели того, кто ее схватил, и куда он ее после спрятал. Да, и передай своему другу, который сейчас подошел ко мне со спины, что, когда нужно, у меня еще пара глаз на затылке. Если вы будете продолжать в том же духе, то цена возрастет тоже вдвое! — на губах вора заиграла презрительная усмешка.
— Гортт, сядь и успокойся, — твердо сказал Бритва.
— Ее нигде нет! — гном плюхнулся на табурет, переводя дух, словно до этого пробежал трусцой добрую милю.
Он покосился на Эйлта и, заметив неожиданное «выздоровление» второго глаза полукровки, испустил сдавленное проклятье.
— Если ты знаешь что с ней, я прошу тебя сказать, — Гортт подавил первый приступ злобы при виде «Драконьего клыка».
— Разумеется, потому что, по правде говоря, мне тоже пригодится ваша помощь, — начал Эйлт.
Тард дал знак трактирщику подать еще пива, ведь разговор начинал налаживаться.
— Вашу красавицу захапал один ублюдок, с которым большинство из здешней братии предпочтет не имеет дела без крайней необходимости, — продолжил вор, потягивая из своей кружки, — Это помощник начальника тюрьмы, толстяк Дик. Живописать ничего я вам не буду, иначе подумаете, что набиваю цену. Однако такое знакомство вашей Нэй не сулит ничего хорошего.
— Она в узилище? — с надеждой спросил Гортт.
— А ты и рад платить выкуп, борода? Побереги свой кошелек. Здесь трясти мошной делу не поможет, — одернул Эйлт.
— Да говори ты толком! — не выдержал Бритва.
— Ей подписали смертный приговор, — почти шепотом произнес вор.
— Кто?! — дружно воскликнули гномы.
— Канцелярия. Ну-ну, как тебя там? Гортт, да? Не хватайся за голову раньше времени, — полукровка панибратски хлопнул гнома по плечу, — Если бы ты знал, кто таков этот Дик… В общем, эта похотливая свинья затащила вашу эльфку в один бордель.
После этих слов Тарду и Эйлту пришлось совместными усилиями удерживать рыжебородого гнома, чей чуб от ярости чуть ли не встал торчком. Грохнув кулаком по столу так, что кружки подлетели на пару дюймов, Гортт утихомирился, рыча как раненный зверь.
— Итак, после того, как ты тут показал насколько силен, скажи, готов ли в ближайшие два дня повоевать? Пока вашу эльфку не заклеймил палач, у вас еще есть время, — продолжил полукровка.
— Молоты Швигебурга! Разумеется! — прорычал Гортт, — Тому, кто ее тронет хоть пальцем, руки вырву!
— Ну что ж, если готовы раскроить пару черепов, то я вас проведу…
— А теперь не дергайся, курва, — прорычал Тард, ткнув в ногу вора под столом топорищем, — Хитрец какой! Что-то больно все чудно вышло. Ты и видел, и сразу к тебе трактирщик послал, будто других таких умников как ты в городе мало? Заманить нас решил?
— Нет уж, приятель, шиш тебе с хреном напополам! — осклабился Гортт, уперев широкий швигебургский нож в бок Эйлта, — Не на тех напал. Ларонийцы не поскупились, видать.
— Не знаю, как ларонийцы, но Основатель явно проявил скаредность, когда раздавал вам извилины, — прошипел вор, — Трактирщик послал вас ко мне, потому что знает, что мне нужны деньги на зимовку в городе. В морду я ему дал, чтобы не продавал кому не попадя. Особенно тупым гномам, которые вместо благодарности за ценные сведения тычут в бока ножичками. Как видите, я оказался прав. И еще, к тюрьме подходит только одна надежная и широкая улица через весь город. Когда по ней вели моего давнего друга, ваша эльфка не нашла ничего лучше, чем сунуть свой носик в дела стражи! Вместо того, чтобы как всегда делали в западных кварталах, просто наблюдать. Так что железяки свои засуньте обратно за кушаки, пока я шум не поднял и вас тут не разорвали в клочья!
Гномы переглянулись и убрали оружие, угрюмо уткнувшись в свои кружки.
— Кто твой друг? Хочешь помочь ему, так говори что надо? Но и к этому борделю нас отведешь, — продолжил прерванный разговор Тард, рассудив, что особого выбора у них не оставалось.