— Стой! Кто идет?
— Прочь с дороги! — крикнул Эйлт, бросаясь на сверкавший оружием строй.
Дверь в камеру со скрипом отворилась. Двое стражников вошли внутрь.
— Собирайся, Феникс, время пришло.
«Ловец удачи» молча поднялся и последовал за своими провожатыми. Он все равно не верил. Ему просто очень хотелось вырваться поскорее из этого подземелья, где низкие каменные своды словно садились на плечи и подгибали неимоверной ношей колени, пусть даже там, где занимался восход, будет путь только в один конец.
— Подождите здесь, — остановил их Дик в просторном зале, где дежурили сторожа, — Там еще один.
Карнаж услышал позади в коридоре чьи-то стоны и сдавленные рыдания.
— Покайся, признай! — говорил уже знакомый полукровке голос священника.
— Сними распятие, не прячь за ним судейской личины… Ты всего лишь человек! — простонал узник.
Этот голос «ловцу удачи» тоже был знаком. Именно их разговор он слышал той ночью, когда эти двое не давали ему спать своими спорами.
— Будь проклят, еретик! Нечестивец, ты упорствуешь даже тогда, когда тебе предстоит встреча с Создателем! Молись за свою душу!
— Уберите руки от него, иначе не отмыться потом от скверны будет, — заметил один из солдат.
Карнаж обернулся. Двое стражников бросили узника на каменный пол коридора. Спутавшаяся копна черных, как крыло ворона волос, жилистые руки, на которые опирался несчастный… Плечи не до конца развиты… Полукровка изумился — это же оказался совсем мальчишка, что стало очевидно, когда тот отжался на руках и поднял лицо, глядя перед собой затуманенным от боли взором, и пополз вперед. Заплечных дел мастера знали свое дело — вся спина исполосована двойным бичом, ступни превратились от «феларского сапожка» в месиво из костей, мяса и сухожилий, выглядывавшее из-под рваных штанин.
— Ползи-ползи, змея! На брюхе! — прорычал Дик, — У нас приказ. Если сам до плахи не доползешь — сгниешь в тюрьме от голода. Запомни, я тебя предупредил.
— Да чего там, — сжалился один из солдат, — До повозки дотянет.
— А зачем? У нас и так только две осталось. После еретиков Адамевкрат велит их сжигать. И денег на новые не дает! — возразил ему другой.
Тем временем юноша перевалился через порог и замер, переводя дыхание и глотая слезы. Следом, переступив через его спину, шагнул палач в маске и фартуке и встал, сложив мускулистые руки на груди.
— Куда!? — Дик отдернул за плечо склонившегося над несчастным Феникса.
— Нелюди, — прорычал Карнаж, отстегивая от пояса кошелек и бросая его помощнику начальника тюрьмы, — Я покупаю эту жизнь. По крайней мере, до плахи.
Дик было открыл рот, чтобы сказать «ловцу удачи», куда тот может засунуть свой кошелек, но остановился на полуслове, увидев блеск феларского золота. Палач согласно кивнул. Стражники расступились, предвкушая дележку. Феникс краем глаза увидел, что в углу, рядом с разбитыми вдрызг воронеными доспехами, валялись и его вещи. Он протянул руку и взял свою торбу. Достав небольшой мешочек он высыпал пригоршню порошка себе в ладонь и протянул к лицу страдальца.
— Ишь чего удумал! — сапог палача ударил по руке, и порошок рассыпался по полу.
Карнаж громко чихнул, часть порошка попала ему в нос, но, не говоря ни слова, взял узника за руку, с предосторожностями поднимая с пола. Один из солдат, хмыкнув, открыл двери. Феникс взвалил юношу себе на спину и пошел вверх по лестнице, щурясь от солнца, проникающего вглубь узилища.
— Благодарю вас, сударь, — прошептал ему в острое ухо приговоренный.
Толпа снаружи ожидала своего зрелища. Сперва празднества — потом казни… Добро пожаловать в славный город Шаргард, черт его возьми со всеми потрохами!
Карнаж плохо понимал людей и эту их любовь к контрастам. Словно осознавая, что жизнь их коротка, они стремились увидеть, потрогать, понюхать, сожрать, выпить побольше да так, будто и в самом деле имелась возможность впрок наесться, насмотреться и напиться.
Вытянувшись вдоль улицы, как недавно во время торжественного шествия, те же лица с любопытством смотрели теперь за другим действом, сдерживаемые кордоном выстроившихся цепью солдат.
Когда в ногу Феникса врезался первый пущенный камень и он с шипением остановился, потирая ноющее бедро, то услышал возгласы одобрения тому молокососу, что довольно ухмылялся во всю ширь рта, в котором не выросли еще передние коренные зубы, едва он распрощался с молочными. Меткий ублюдок даже подхватил еще снаряд с мостовой и, подзадориваемый старшими товарищами, сощурил один глаз, целясь. Полукровка одарил его красноречивым взглядом и, сплюнув на мостовую, пошел дальше.