— Как?! Когда?
Филин было открыл рот, собираясь вкратце ответить на вопрос, но осекся, глянув на полуэльфку, и снова протянул Яну свою кружку, значительно кивнув.
Скиера плотнее закуталась в покрывало и устроилась на плече Карнажа, стараясь отогнать воспоминания о темном эльфе, умиравшем сегодня у нее на глазах, на холодных камнях тоннеля с распоротым животом. Сквозь подступающий сон, который все никак не овладевал сознанием, утомленным и взбаламученным увиденным, она слушала тихий разговор. Хотя собеседники и подождали немного, давая ей возможность заснуть.
— Кеарх из гильдии… Пырнул знатно, чертов живодер!
— Что к лекарю не снесли. Да не смотри ты так, я про нашего говорю, — возмутился Ян.
— От трактира «У старой гарпии»? Он бы сто раз помер, прежде чем дотащили. Это если стража не повстречалась бы по пути.
— Совсем озверели. В гильдии уже своих режут. Точно надо собирать манатки и рвать когти из города. Вот заказы докончу и все. И так многих знакомых умельцев половили да в Башню отправили. Что за времена настали, ей богу!?
— Я вот тоже не думал, что с теплого угла сниматься придется, — грустно отозвался Филин.
— Тебе-то чего? Ты же из гильдии ушел давно. Все тихо мирно, чин чином. Это твой Карнаж, звереныш, новичка убил, да и наставника присоседил на тот свет.
— А ты его не трогай! — повысил голос дуэргар, — Сам знаешь, как дело было. Парень созрел, и крылья тоже зреть начали — вот башню и сорвало. Ты вспомни, как он выл, когда мы с тобой ему спину латали и кристаллы совали. Зато потом сразу утихомирился.
— Не напоминай. И так, как вспомню ту кровавую кашу у него на лопатках тогда, аж дрожь пробирает. Что ж эти ран'дьянцы за твари, коль у них такая чертовщина на спинах вместо крыльев?
— Не наше это дело, — отрезал Филин, — Сам куда податься думаешь?
— В Лангвальд.
— И я туда же.
Помолчали. Клацнули кружками.
— Сам, все же, каких дел натворил, если у меня спрятался? — немного отпив, спросил Ян.
— Не поверишь! На старости лет стража угробил.
Часовщик поперхнулся и глубоко закашлялся.
Глава 3
«Новая дорога, что новая обувка…. Бродягами рождаются»
Темноту разорвал детский крик полный ужаса.
Маленький мальчик стоял один посреди ночи на склоне черной как сажа горы. Чьи-то сильные руки протянулись к нему и схватили. Он вырывался. Там, на самом краю, извивалась в вихрях пламени женская фигура.
Словно огонь факела… ОНА сгорала, проливая гиблый свет кругом себя, разрывая темноту ночи… И сильный ветер, уносящий вверх пепел с черного мрамора «жертвенного алтаря».
Для мальчика ОНА была воплощением всего того, что вообще светлого могло быть в серой безысходности, что заполняла жизнь тех, кто созерцал Сокрушение Идолов.
— Мама! — сиплый крик простуженного ребенка был просто криком мало еще понимающего в этой жизни существа, чтобы полыхнуть злобой или обагриться яростью.
— Будьте вы прокляты!!! — раздался другой крик, полный того, чего, покамест, был лишен предыдущий.
Отец прижимал его к груди, пытаясь скрыть происходящее от взора, но две черные бусинки продолжали смотреть из-под упавшей на лоб челки кроваво-красных волос, как сгорала в страшных мучениях Рунэада. Изгнанница, покинувшая свою родную страну, а теперь, по решению драконов, изгнанная и из жизни.
Дважды ее изгонял этот мир. Палачами несчастной стали достаточно могущественные и самые безжалостные служители судьбы: закон и пророчество.
— Прими достойно наше решение, Xenos, — словно гром раздался сверху голос мелькнувшей в звездном небосводе тени.
Мальчик испугался и отвернулся, уткнувшись в грудь беловолосого эльфа.
Отец прижал его крепче к себе.
Аир А'Ксеарн бессильно стоял на коленях, заключив в объятия последнее, что у него осталось. Изумрудные глаза горели в темноте едва ли не ярче того пламени, что забирало возлюбленную.
Эльф ощерился до хруста сомкнутых зубов на взмывающую все выше в ночное небо тень. Из не плачущих глаз отца скатилась слеза. Она сбежала по щеке, и мальчик почувствовал, как на его нос упала теплая капля. Он посмотрел туда, где сверкали два огромных «изумруда» во взоре истинного Xenos. Встретив взгляд сына, Аир, не отрываясь, смотрел в эти, новые, глаза. Совсем другие. И, когда стихло хлопанье огромных крыльев, прижал голову Карнажа к груди, не в силах больше выносить этого взгляда, рвущего немым вопросом те осколки, что оставались еще от разбитого отчаянием сердца…