— Господин Лохматый, — не оборачиваясь, он поднял палец и вышел из кабинета.
Утянутое богатым халатом тело советника со скрипом втиснулось меж подлокотников кресла.
— Господин Лохматый?! Он издевается, о созданный небом!
Сабри снял очки и защипнул переносицу. У него ужасно болела голова. На границе сознания жужжали странные мысли, как неразборчивое, назойливое бормотание, доводящее до тошноты…
— Ты хочешь сказать, что я, наместник полуночных богов, позволил бы кому-то над собой издеваться? — поинтересовался он, с трудом разлепив веки.
Пыл советника поутих. Его глазки метнулись вбок и вверх, к росписи потолка; руки скользнули по складкам халата.
— Нет, о созданный небом. Я никогда...
— Вот и прекрасно.
Пролистав документы Ата, Сабри поставил на нескольких свою печать и едва заметно шевельнул ладонью. Советник поспешил вон из кабинета. А правитель откинулся на спинку кресла и устало размял переносицу. В чем-то Ата был прав. Господина Лохматого следовало поставить на место, пока все в его окружении не превратились в господ.
***
Полукровка, так его звали южане. Порой добавляли слово «грязный», порой просто окидывали взглядом — тем особенным взглядом, которым смотрят на кучу навоза у колодца, — и морщили нос. Ничего нового. Таковы были нравы в Южном Содружестве; никто не любил светлую кожу, в особенности теперь, во время погромов богатых кварталов северян. Идир Говвад по прозвищу Лохматый давно привык.
Ещё Идир слыл бродягой, хотя эта слава прилепилась к нему скорее из-за одежды и отросших, вечно всклокоченных волос. Так-то дом у него имелся — любой дом, в котором останавливался отец. Была одна большая семья — орден, чья сеть пронизывала континент от моря до моря. Идир мог явиться в любой город и найти там Бескровного, готового помочь. Все знали ам-Хашема и его посланника.
Он не обижался, когда его называли полукровкой и бродягой. С рожей в зеркале вряд ли можно спорить.
Но он очень не любил, когда полукровкам — или бродягам — угрожали физически.
— Где твои ублюдки? Прирезать их, как думаешь?
Били северянина прямо на пороге его дома. Шёлк рубашки покрыли грязь и кровь из разбитого носа, на губах пузырилась алая пена, но пара отморозков — плотный чернобородый детина и носатый, похожий на дюнную ласку малый — продолжали с наслаждением пинать его ногами. За распахнутой дверью виднелись цветастые полотна, доносились женские крики и звон стекла. Глухо, словно под слоями тряпья, верещал ребёнок.
— На помощь! Кто-нибудь! — не сдавался северянин. Его голос с сильным акцентом метнулся к плоским крышам и лазури неба, где и издох. Двери цвета индиго оставались заперты — нынче никто не вступался за белых.
— Или продать, — продолжил детина, довольно гладя живот над пряжкой солдатского ремня. — На беленьких мальчиков покупатель всегда найдется.
Идир поморщился и замедлил шаг. Отметил взглядом светло-коричневые суконные куртки с нашивками Кумкура. Новые, видать, только выдали.
— «Воины юга», верно понимаю? — спросил он и кивнул на вихры носатого. — Чего голова не брита? Ваши вши нужны армии, как рыбе курево.
Его смерили две пары хмельных от вседозволенности глаз.
— А ты кто ещё, умник? — подбоченился детина. Сощурился и присел, заглядывая под капюшон. — Глянь-ка, — протянул. — Мамаша тоже трахалась с белым?
Идир ответил ему прямым взглядом, опустил руку за спину, к рукояти ножа. Улыбнулся, заметив, как второй обходит его кругом.
Рука легла на его плечо — и хрустнула в двух местах. Идир нырнул под кинжал, увел его в сторону, отступил и неожиданно ткнул детину локтем в лицо. Трижды пырнул его под ребра, в крепкий торс, всаживая нож по самую рукоять. Стряхнул кровь с лезвия, ухватил верещавшего носатого за жидкие вихры и отрезал клок.
— Бриться надо, — Идир склонился с кулаком к его лицу. Срезанные волосы торчали между пальцев тёмной щеткой. — Налысо. А то знаешь, — он крепко сжал оставшиеся пряди, — в драке же могут сделать и так.
Он притянул его голову и коротко ударил в нос. Тот хрустнул. Из ноздрей потекло, закапало алым на песок.
Следовало ещё повязывать платок, чтобы лысину не напекло, но поведать об этом Идир не успел — носатый закатил глаза и обмяк.
Третий подельник вылетел из дверей совсем не вовремя, за что и поплатился. «И во-вторых, — подумал Идир, — не стоит вытаскивать член, не окончив боя». Он сплюнул в пыль рядом с расстегнутыми штанами убитого. С усилием вытащил из его горла нож и вытер о его же рубаху.
Такая непослушная скотина армии всё равно бы не сгодилась.