— Жив и здоров, — сообщил Идир, когда правитель скрылся в голубоватом сумраке аркад, что вели к главному дворцу. — Боюсь, воспримет ваши слова, как измену, шакин. Хотите совет? — Он скатал свиток и сунул его обратно за пазуху. — Соберите войска быстрее. Как можно быстрее.
«Можешь засунуть свой совет себе в задницу», — сощурились глаза ам-Талаби.
— С нашим финансовым положением это будет сложно. Но я посмотрю, что можно сделать, — сказал он вслух.
«Посмотришь ты, ну как же», — подумал Идир.
— Уверен, у вас получится наилучшим образом, — кивнул он и направился к выходу. Айрны у резных створок даже не пошевелились. Что ж, Идир привык ко всякому обращению, мог и сам распахнуть дверь. Ничто не могло задеть гордость, если её, этой самой гордости, не существовало.
— Твой век будет недолог, полукровка, — донеслось ему вслед.
— Тридцать лет слышу одно и то же, — улыбнулся Идир через плечо и покинул кабинет.
Бескровные тени
Юг, провинция Фараи
Главная тюрьма Фараи — юго-восточной провинции Содружества — гнездилась на острове посреди искусственного, круглого, как солнечный диск, озера. Столица провинции шумела к югу, отрезанная взгорьем и рекой; к северу таилось далёкое Бахати. К востоку жарились мёртвые Пряные степи. Тот, кто создал эту крепость многие века тому назад, знал, что делал: не сбежать, не скрыться. К горлу Розо подкатывала паника от одного взгляда на пустые воды озера, бесконечные светлые пески и столь же светлую песчаную взвесь на горизонте.
Но куда больший ужас он испытывал, когда отворачивался от окна к монолитным каменным стенам камеры. По ним бежали угловатые древние символы — полустёртые от времени, сбитые сотнями кулаков и сапог, вымазанные старой кровью. Над головой зияло тёмное отверстие — скорее всего, вентиляционный ход, который на верхних уровнях соединялся с другими каналами в единую систему и выходил на поверхность. Иногда Розо казалось, что оттуда за ним следят; хищно посматривают из сухой тьмы и тихо стрекочут. В такие моменты он забивался в дальний угол камеры и таращился на чёрную нору вентиляции в ответ, не в силах уснуть.
Как он оказался в столь незавидном положении, он не помнил, и это было странно. Он помнил полицейское управление, какого-то посетителя, документы, которые тот просил передать Чинве, а потом ничего. Абсолютное забвение, как в коротком сне, после которого он очнулся в камере.
По процедуре, ему должны были предъявить обвинение. По лестницам спускался следователь в сопровождении тюремного Видящего. Следователь описывал преступление, задавал вопросы; Видящий держал ладони на висках подозреваемого — в случае, если подозреваемый был на то согласен, — и подтверждал виновность. Или опровергал версию следствия, после чего ликующего заключённого освобождали.
Но к Розо не спускался никто. Соседние коконы-камеры пустовали, охрана по коридору не ходила. Поднос с едой ставили под решётку, когда Розо забывался сном. Его будто сунули на нижний уровень с глаз долой и поспешили о нем забыть. Конечно, безгрешен он не был: замял пару дел за пару кошельков. Но он совершенно точно не заслужил наказания такой строгости.
Всё закончилось одним вечером. Когда солнце покинуло круглую прорезь окна под потолком и сменилось точками звёзд, на лестнице зажглись лампы и заплясало эхо шагов. К решётке вышли трое: тюремный Видящий с синей нашивкой на рукаве, худощавый и невзрачный мужчина в чёрном и сопровождавший их охранник. У камеры вспыхнул холодный электрический свет; звякнули ключи, заскрипел замок. Розо встрепенулся, сложил вспотевшие ладони на штанах робы и с надеждой уставился на открывшуюся решетку. Быть может, его собрались отпустить? Наконец поняли, что произошло ужасное недоразумение?
— Благодарю, — Видящий переступил порог. Его спутник вошёл следом и устроился в углу, сложив татуированные ладони на груди. Лицо его тоже было в татуировках — странных письменах, что вились от подбородка до лба. «Добрый вечер», — кивнул он.
— Почему я здесь? — Вместо возмущения в голосе предательски сквозила дрожь. Розо глянул на татуированного, посчитав его следователем по делу. — Меня держат уже неделю. Не дали связаться с семьей. По какому праву?
Видящий поставил фонарь на пол, подальше от койки. Скинул куртку и склонился к Розо. Глаза его казались пустыми и блёклыми, как у мёртвой рыбы.
— Позвольте заглянуть в ваш разум, — произнес он установленную веками фразу. Сколько раз Розо слышал её при дознаниях — не счесть. Однако раньше, со стороны процесс казался ему не таким страшным.